Необходимое вступление. В нашей хайфской хабадской синагоге есть одна вещь, которая, сколько раз я ее не вижу, каждый раз наполняет душу теплым светом, и о которой давно хотел кому-нибудь рассказать. Про себя я ее ласково называю «миньян алкашей». Рядом с синагогой есть садик, в нем и вокруг постоянно тусуются русскоязычные эмигранты, главным образом пенсионеры или хронические безработные из жутко дремучих местечек СССР. Пенсий и пособий хватает в обрез, но так как водка тут совсем дешевая, вид у них, хоть и потрепанный (у некоторых, я бы даже сказал, откровенно бомжатский), вполне уверенный.
Так вот, именно из таких дядечек в нашей синагоге на женском дворе каждый день собирается второй миньян (разумеется, они получают небольшую стипендию; держат их, видимо, в частности для того, чтобы всегда был оперативный миньян для срочных выездов на кладбище). Мне кажется, даже каменное сердце должно растаять, когда они недружно и громко, старческими и пропитыми голосами начинают петь свою укороченную молитву, начинающуюся с «моде ани, борух... ал нэтилат йадаим». В некоторых местах, для поддержания ритма, они переходят на простое ла-ла-ла-ла. Иногда хор распадается, и они начинают переругиваться, используя нецензурную лексику. Все это жутко напоминает горящий терновый куст на горе Синай...
Надо сказать, что к людям из первого, обычного миньяна они относятся с робким почтением, как к аристократам, иногда имея от них (то есть от нас) мелкие выгоды. Кто-то одолжит или просто даст несколько шекелей, кто-то откроет синагогальную кухню, где можно взять кофе и чего-нибудь съесть и т.п.
Тех, кто перешел из их миньяна в обычный, там считают выскочками и подхалимами, но немного побаиваются. Те же их открыто презирают, заявляя, что они там ради денег, и пытаются командовать. Но больше всех они боятся дядю Мишу (это что-то вроде нашего р. Мордхея, только он был раньше большим начальником на Украине, со всеми вытекающими последствиями).
Так вот, именно с одним из дедушек из этого миньяна у меня произошел утром короткий разговор, когда я вошел в кухню поставить титан. Надо отметить, что наличие у меня, кроме ключа от синагоги, так же ключа от кухни должно быть знаком, что я из «высшей аристократии», так как его имеют единицы. Периодически, кто-нибудь забывает в кухне что-то с сомнительной кошерностью. Происходит скандал, в кухне меняют замок, а ключ раздают единицам. Потом, он все же потихонечку расползается по народу и все начинается с начала. Мне его доверили только из уважения к Раву, с которым я учу по вечерам в синагоге Талмуд, которому часто надо положить что-нибудь в холодильник, чтобы не испортилось за время урока.
Так вот, когда я вошел в кухню, меня что-то спросили на ужасно ломаном иврите. Я ответил по-русски. Тогда дедушка, стоящий рядом спросил:
— Как Вы говорите по-русски!?
— Да.
— Вот это да. У Вас такой вид... Я думал Вы настоящий.
Надо сказать, что он высказал давно сформировавшуюся у меня мысль. Несмотря на всем известные преимущества «баалей тшува», у нас есть невосполнимый ущерб по отношению к родившимся в религиозных семьях. Мне кажется, это очень похоже на разницу в служении «цадика» и «бейнони». Тот, кто разочек окунулся хорошенько в (извините) дерьмо, а так же вдоволь его нахлебался, всю жизнь будет чувствовать в окружающих запахах какую-то тонкую примесь, а во рту странный привкус.
Раз уж взялся что-то написать, поделюсь так же некоторыми впечатлениями от изученного. Учили известную историю про Рашби и пещеру в трактате Шабос. Удивительно! Она начинается на листе «ламед гимел»! (Лаг ба-Омер, для непонимающих). И еще. В истории фигурирует выражение «мадоней аса» из субботней песенки в сидуре. Оказывается, это означает «связки мирта (лавра)» которые собирали к субботе для хорошего запаха. Именно увидев, как простой дедушка несет две (против «шмор» и «захор») этих связки, Рашби с сыном успокоились (увидев, как евреи любят заповеди), и не стали больше разрушать мир.
