Странствования молодого парнишки, выбравшего себе новый жизненный путь. Желание жить трудом своих рук. Встреча лицом к лицу с голодом.
После того, как Борух пробыл в ряде местечек значительное время, он прибыл, наконец, в Лиозно. Там он сразу же засел за учебу в большом доме учения. Борух сэкономил немного денег на различных тяжелых работах, выполненных им во всех местечках, в которых он побывал раньше. Как бы малы ни были его заработки, его суточные расходы были еще меньше. Ломтик черствого хлеба и что-нибудь к нему, и он был сыт. Обувь, одежда имели для него мало значения. Поэтому он смог привести с собой в Лиозно малую толику денег, в его глазах — целый «капитал», что должно было обеспечить его потребности надолго.
Следовательно, Борух мог теперь без всяких помех сидеть в доме учения и с большим прилежанием заниматься Торой. Это время было для него, семнадцатилетнего юноши, действительно счастливое, — без дум и забот о добывании средств на жизнь он мог теперь целиком предаться своему любимому занятию — учебе.
Когда такой юноша, как Борух, прибывший откуда-то, садится в доме учения изучать Тору с большим прилежанием, не требуя ни от кого помощи хотя бы на грош, — естественно, что такое редкое явление должно было вскоре привлечь общее внимание. Служка дома учения, р. Эзра, был первым, который начал присматриваться к усердствующему в учебе юноше. Он спросил Боруха, не нужна ли ему помощь питанием и другими потребностями. На это Борух ответил по своему обыкновению, что ему ничего не нужно и он не желает чьей-либо помощи.
Борух, для которого дом учения стал домом, часто помогал служке по его работе. Он помогал ему подметать пол, приносил воду для рукомойника и выносил использованную молящимися воду. Он помогал зажигать свечи и лампы в канун субботы и в будние дни. Борух стал у р. Эзры чуть ли не помощником служки дома учения. Р. Эзра хотел за это чем-либо отблагодарить Боруха. Но Борух отказался принимать от него какую бы то ни было плату за свой труд. Он говорил, что он делает это из чувства благочестия и что он ни в чем не нуждается. Если же ему что-либо понадобится, он займется черной работой и заработает, сколько ему нужно. А сейчас он ни в чем не нуждается.
Р. Эзра пожимал плечами. Такого человека, как Борух, он еще не встречал. Он рассказал старосте синагоги р. Элиэзер-Зунделю о Борухе, сильно восторгаясь им. О нем прослышали и остальные прихожане большого дома учения, собиравшиеся для ежедневной молитвы. Они и сами уже приметили юношу, с таким энтузиазмом изучающего Тору. «Кто он, откуда он явился?» — спрашивает староста р. Элиэзер-Зундель. Служка пожимал плечами. Он не мог ответить на эти вопросы. «Я не смог добиться от него этих сведений, — говорит р. Эзра. — Видно, он это скрывает».
Староста р. Элиэзер-Зундель пытается сам поговорить с Борухом и узнать от него о его родителях и о том, что привело его в Лиозно. Он тоже предлагает позволить ему позаботиться о его нуждах. Но Борух отказывается говорить о том, откуда он явился и почему он избрал своим местопребыванием именно Лиозно. Он заявляет старосте также, что ничья помощь ему не нужна.
Староста убедился, что от Боруха он ничего не добьется, он упорный. Тогда он обратился к служке и сказал: «Я ничего с ним не поделаю. Попытайтесь Вы еще раз. Нужно же узнать, кто он такой. Нельзя ведь дать ему умереть с голода».
Р. Эзра набрался смелости и начал приставать к Боруху, требуя сказать ему, кто он и откуда он явился. Служка больше от него не отставал и захотел чуть ли не силой взять его к себе в дом, чтобы накормить. «Нельзя ведь человеку так изводить себя», — убежал р. Эзра Боруха. Но Борух продолжал упорствовать. Когда он увидел, что ему не выбраться из цепких рук р. Эзры, он оставил большой дом учения и перебрался в небольшую синагогу на окраине местечка. Там никто его не обременял. Он мог продолжать жить по-своему.
Но Борух обнаружил, что небольшое количество денег, которые он привез с собою в Лиозно и на которые он кое-как просуществовал до этого, начинают таять и скоро совсем кончатся. Еще день-другой, и у него не на что будет купить себе кусочек хлеба. Тогда он начал экономить и урезывать даже порцию черствого куска хлеба. Начал он тогда также искать себе какие-либо заработки. Он вышел на улицу искать себе работу. Он хотел заняться переноской тяжелых грузов, но он вскоре обнаружил, что в Лиозне таких грузчиков слишком много и все они семейные люди. «Я не лишу их заработков», — решил про себя Борух, и начал искать что-либо другое.
Он хотел стать водоносом. Оказалось, что в Лиозно слишком много бедняков, которые не могут позволить себе такую роскошь — платить за доставку воды в дом. Они сами шли к колодцам и речкам и обеспечивали себя водой. Более зажиточные жители местечка давно уже имели своих постоянных водоносов. Отнять у кого-либо из этих водоносов их хлеб? Б-же упаси! Это означало бы ведь совершить вопиющую несправедливость.
Борух пошел бы колоть дрова. Но в Лиозно было достаточно бедняков, готовых выполнить любую, даже самую тяжелую работу, лишь бы заработать на кусок хлеб. С этой беднотой он конкурировать не станет.
Боруху стало не по себе. Сердце его наполнилось горем, страданиями за весь этот бедный, обездоленный люд, за всех тех, кому приходится с таким ожесточением бороться за свой хлеб насущный. Он уже укорял себя за то, что он не был достаточно экономным до этого. Надо было меньше кушать, тогда денег хватило бы на более длительное время. Но немного денег у него все еще осталось. И он начал еще больше экономить, довольствоваться еще меньшим, чем раньше. Это значит, что он попросту голодал понемногу. В определенные дни недели он постился. И в то же время он продолжал изучать Тору с еще большим рвением, с величайшим энтузиазмом.
Прихожане этой небольшой синагоги на окраине Лиозно были все очень бедными людьми. Каждый был занят своими делами, имел свои заботы. Никто не обратил внимания на юношу, сидевшего в синагоге и изучавшего Тору. Никому и в голову не приходило подумать, на какие средства он существует и как он живет.
По его бледному, исхудалому лицу можно было видеть, что Борух терпит голод. Но евреи, жители окраины местечка, прихожане этой синагоги, привыкли видеть такие полуголодные, исхудалые лица. Для них это не было новостью.
Единственным человеком, внимательно присмотревшимся к Боруху, был старик, который также нашел себе убежище в этой синагоге. Синагога была слишком бедной, чтобы содержать платного служку и других священнослужителей. Поэтому обслуживал синагогу этот старик в качестве как бы штатного служки; на самом же деле он за это плату не получал. Время от времени перепадало ему кое-что от того или иного сердобольного прихожанина, и на это он существовал.
Старик этот хорошо знал, как велика была прилежность в учебе этого молодого талмудиста. Он знал также, что ему нечего есть. Он видел, чем и насколько малым Борух довольствуется. Но у него самого не было ничего такого, что он мог бы предложить Боруху; он не знал также примет ли Борух от него, если он ему и предложит свою помощь. Вообще старик держался вдали от Боруха. Будучи простым человеком, еле умевшим читать, он попросту не смел подружиться с ученым юношей.
Так прошла зима и наступила весна. Находясь на окраине местечка, Борух был теперь более близок к природе, которую он так любил. Теперь он начал совершать длительные прогулки за местечком. Солнце сияло и грело по-весеннему, небо было ясное, земля покрылась зеленью, начали цвести деревья, леса и поля наполнили воздух прелестными запахами, птички пели, насекомые жужжали. Было именно то время, когда Борух смог вытянуться на лугу под деревом и предаться мечтам. На открытом воздухе он мог также отдаваться учебе с большим рвением. Ему легче было забыть свой голод и сильнее углубиться в вопросы мироздания.
С наступлением праздника Шавуот заметил Борух, что вот-вот улетучатся последние его монетки. На святой праздник ему нужно было запастись по меньшей мере халой на кидуш. Святой праздник, день дачи нам Торы, ни в коем случае нельзя нарушать. Что ему оставалось делать? Он постился несколько дней подряд, чтобы сэкономить на нужды праздника.
А что же будет после праздника? В кармане ведь ни гроша. Это его очень огорчило. Но он злился на самого себя, он сам себя резко укорял. Как это можно чувствовать себя таким потерянным? А где его упование на Б-га? Борух тогда изучил уже много книг по этике. Он знал, как велико достоинство упования. Однако, применимо ли такое упование и тогда, когда оказываешься совершенно беспомощным, без гроша за душой? Борух чувствовал, что он должен подняться на такую моральную высоту, чтобы даже в таком тяжелом положении, в каком он очутился сейчас, он ни на минуту не терял надежду на Б-га. Не должен он спрашивать: как, когда и чем? Он должен во всем полагаться на Б-га, который питает все живое, в том числе и его самого.
И вообще, время было как раз такое, что нельзя было предаваться сейчас унынию. Приближался праздник Шавуот, а природа так прекрасна! Стоило только выйти на воздух, оставив позади себя местечко с ее бедностью и повседневными заботами и соединиться целиком с чудесным Б-жьим творением. Какая красота чувствовалась тогда, и какая радость охватывала сердце! Где там заботы, где страдания? Это был мир, где все пело славу своему Творцу! В такое время Борух чувствовал себя частью вселенной и тем самым — частью самого Творца. В такие возвышающие душу моменты нельзя думать о ничтожных потребностях ничтожного тела. Душа целиком побеждает тело.
