Имя дочери, увековеченное йешивой, и мать, увековечившая свое имя добрыми делами. Спасенный.
Прошло три месяца с тех пор, как Двора узнала о своем материнстве. Больше она уже не могла скрывать свою тайну от мужа, и она сообщила мужу эту радостную весть. Р. Нахум воспринял эту добрую весть с радостью, но при этом у него ёкнуло сердце: он знал, что это означает его конец. Он хорошо помнил слова каббалиста р. Моше-Гершона. Его богатство все возрастало, значит, ему предстоит попрощаться со светом.
Жене р. Нахум об этом не говорил: зачем ее расстраивать? И он опять начал чуждаться людей и проводить дни и ночи в покаянии, в молитве и в изучении Торы. Он много плакал и каждый день читал исповедь. Но, когда он появлялся из своего кабинета, он пытался быть веселым и бодрым, не желая, чтобы жена что-либо заподозрила.
С каждым днем чувствовал р. Нахум, что его силы тают. Прошло два месяца, и он почувствовал большую слабость, а через несколько дней он умер.
Двора родила девочку и назвала ее Нехамой — по имени мужа р. Нахума.
Согласно оставленному р. Нахумом завещанию, его состояние было разделено на три части. Одна часть была предназначена на благотворительные цели по усмотрению вдовы. Вторая часть была отписана Дворе, а третья часть — ребенку, который должен был родиться. Р. Нахум оставил также запечатанное письмо с наказом открыть его в день бар-мицвы ребенка.
Двора воспитывала Нехаму в том же духе, в котором она сама была воспитана. С самого раннего детства она обучала Нехаму Торе, приглашая для нее специальных учителей.
Прошло 25 лет со дня появления Дворы в Витебске. За эти годы духовный облик города сильно изменился. Число школ значительно выросло. Выросло также число учащихся йешивы.
Большое изменение произошло также в духовном облике витебских женщин. Большинство евреек могло уже само молиться. Многие из них знали даже смысл читаемого. С помощью книги «Цэна у-Рэна» и с помощью других книг на идиш женщины начали знакомиться с важнейшими вопросами еврейства.
Когда Нехаме исполнилось двенадцать лет, у нее уже были значительные знания по еврейским предметам. Пришло время открыть запечатанное письмо покойного р. Нахума. В этом письме р. Нахум рассказал о благословении каббалиста, которое означало, что он, р. Нахум, дожен умереть. В письме наказал р. Нахум, чтобы Двора основала йешиву на имя его ребенка и чтобы эта йешива содержалась на капиталы, оставленные в наследство ребенку.
В 5457 году (1697 г.) была открыта в Витебске, в районе, известном под названием «Большая сторона», йешива на имя «Нехамы р. Нахума Тевльского», которую женщины города называли также «Йешивой Нехамы Двориной», в признании заслуг вдовы.
Среди больших ученых талмудистов тех времен числился также р. Симха-Зелиг. которого звали также «Ставийским иллуем». В течение десяти лет он сидел в уединении и изучал Тору. Этот иллуй был поставлен во главе йешивы, носившей имя сироты р. Нахума. Не прошло и двух лет, как в йешиве уже было 130 учащихся и три рош-йешивы. Но р. Симха-Зелиг недолго оставался главой йешивы. Он отказался от этой почетной должности, заявив, что он предпочитает уединение.
И все же, как место Торы Витебск все еще уступал городу Минску. Витебск не мог также сравниться в этом отношении с Слуцком и Брестом и конечно не с Вильной, с городом, который славился уже тогда как большой еврейский центр. Что касается Минска, то влияние этого города в части распространения знаний Торы сказывалось на всю область кругом. Йешивы в городах Смилович и Сморгонь были созданы выпускниками минской йешивы.
О городе Минске с его йешивами, а также о большом влиянии этого города на другие еврейские поселения узнал Борух лишь во время проведения праздника Песах у кузнеца р. Элиэзер-Реувена в Добромысле. Борух узнал тогда также о большой роли, которую играл в Минске его дед, коренной житель этого города. Тогда пришла Боруху мысль при первой возможности посетить Минск. Отдалявшемуся все время от своей семьи Боруху захотелось вдруг сблизиться с нею. Захотелось ему также подробнее узнать о своей матери, умершей, когда он был еще совсем маленьким ребенком; говорили, что она была очень ученой.
В тот Песах, проведенный Борухом в доме кузнеца, он не только многое узнал о мире и людях, но и о самом Элиэзер-Реувене, человеке, примечательном во многих отношениях. Р. Элиэзер-Реувен имел обыкновение по пятницам за час до полудня закрывать свою кузню, летом и зимой. Все крестьяне в деревнях кругом знали уже, что «Рувка», как они называли кузнеца, никакую работу не сделает после этого часа в пятницу. Поэтому они в этот день приходили рано утром, до того как кузнец возвращался домой после утренней молитвы, и ждали его с разными своим заказами.
Р. Элиэзер-Реувен имел также обыкновение, как только он заканчивал работу в пятницу до полудня, он угощал всех находившихся в кузне крестьян чаркой водки с закуской. Он приговаривал при этом: «Пусть и гои знают, что у нас наступает святая суббота».
Закончив с этим, он уходил в баню, а вернувшись, он на час-другой ложился отдыхать, а затем брался за приготовления к святой субботе с большим вниманием и рвением.
Р. Элиэзер-Реувен был высокого роста и красив. Борода его была белоснежной, а на губах всегда играла легкая улыбка, придававшая его лицу много симпатии. Когда в пятницу вечером он одевал свою субботнюю одежду, помытый и причесанный, он на каждого производил глубокое впечатление своей торжественной импозантностью.
В эту пятницу, канун «Большой субботы», прекратил р. Элиэзер-Реувен свою работу, как обычно, пораньше и ушел в баню, захватив с собой братишку своего зятя, девятилетнего Исраэль-Хаима, также гостившего у кузнеца. Прошло значительное время, а р. Элиэзер-Реувен все еще не возвращался из бани. И вот пришел мальчик Исраэль-Хаим и рассказал, что когда они были в бане, там что-то случилось. По бане распространился слух, что находившийся также в это время в бане раввин города упал в обморок. Кузнец и мальчик быстро оделись и вместе со многими другими евреями побежали в синагогу читать Псалмы. Исраэль-Хаим рассказал также, что р. Элиэзер-Реувен со многими другими людьми пошел на кладбище, а ему, мальчику, велел идти домой.
Большего добиться от мальчика не удалось. Поэтому Борух и один из зятьев кузнеца пошли в местечко узнать, что же там случилось. Это было событие, встревожившее всех. Ибо добромысльский раввин был очень популярен. Каждый знал историю его происхождения и его замечательное прошлое.
Раввином Добромысля был в то время р. Звулун-Мордехай, который занял этот почтенный пост по наследству от своего тестя р. Гавриэля. Он был очень любим общиной и когда произошло несчастье в ту злополучную пятницу накануне «Большой субботы», — раввин был вдруг парализован во время нахождения в бане — это вызвало в местечке большое возбуждение.
Было уже около времени зажигания субботних свечей, когда разнесся слух, что раввин открыл глаза и начинает узнавать окружающих его людей. Вернулся к нему и дар речи, хотя говорил он еще с большим трудом. Но он был все еще весь парализован. Раввин вызвал к себе даяна р. Давида-Моше и внука р. Шломо и попросил, чтобы р. Шломо произнес в субботу традиционную проповедь и чтобы даян помог ему приготовить эту проповедь, в которой следовало, как это требовалось обычаем, показать настоящие знания в Талмуде.
Парализованный раввин выразил также желание, чтобы десять евреев пошли в синагогу и после испрашивания прощения у одного из свитков Торы, укутали бы этот свиток талитом и принесли бы его к нему в дом в сопровождении всех десяти человек для того, чтобы могли здесь молиться коллективно. Во всю его жизнь, заявил раввин, он не пропускал коллективной молитвы, поэтому он не хотел пропустить ее и сейчас, когда он лежит парализованный в постели.
Даян и внук раввина выполнили его просьбу и они выбрали Сейфер-Тору, известную в Добромысле под названием «Сейфер-Тора богатого сироты» или «Сейфер-Тора хасида р. Элимелеха». С этой Сейфер-Торой связана примечательная история.
Было это в 5407 году (1647 г.). В Добромысле поселился еврей по имени р. Йешая-Шломо. Он был богат и привез с собою жену и ребенка, четырехлетнего мальчика. Прибыл вместе с ним также его родственник р. Нафтали, служивший у него помощником в его делах. Поговаривали, что этот р. Йешая-Шломо был одним из испанских беженцев. Некоторые говорили, что он прибыл из Германии и принадлежал к евреям, изгнанным из Франкфурта.
Четырьмя годами позже умер р. Йешая-Шломо; его сына Элимелеха воспитал р. Нафтали. Мальчик с самого начала выказывал большие способности и отличался большой прилежностью в учебе. Когда ему исполнилось 13 лет и справили его бар-мицву, он вдруг изменил свой образ поведения, — он отказался разговаривать на мирские темы и начал вообще отдаляться от людей. Не помогли уговоры и убеждения его родственника и воспитателя р. Нафтали, как и увещевания его учителей.
Когда Элимелех подрос, он женился на бедной сиротке; на какой-либо другой девушке жениться он отказался. Он был женат пять лет. Жена родила ему двух детей — мальчика и девочку. Вдруг он заявил жене, что хочет развестись с ней. Он объяснил это тем, что хочет быть свободным от всяких обязанностей, налагаемых Торой на семейных людей. Он отдал жене большую часть своего состояния и обязался содержать детей.
Р. Нафтали выбыл из Добромысля, после чего р. Элимелех начал вести образ жизни, говоривший, что он вообще отказывается пользоваться своим достоянием. Свой дом он отдал под бесплатный приют для проезжающих, а сам перебрался жить к сапожнику р. Танхуму вблизи синагоги. Весь день и большую часть ночи он проводил в синагоге.
Каждую ночь после ухода молящихся из синагоги он брал веник и подметал пол. Так он вел себя из ночи в ночь. Единственной его пищей был всегда хлеб с водой в будние дни, кроме субботы. В 5440 году р. Гавриэль стал раввином Добромысля. От него р. Элимелех узнал, что в Полоцке проживает софер, очень Б-гобоязненный человек и каббалист. Р. Элимелех поехал в Полоцк и явился к соферу р. Шмая-Зрахье, брату каббалиста р. Бецалэл-Ури и дедушке цадика р. Исраэля, который был учеником магида из Межирича. Р. Элимелех настоял, чтобы р. Шмая-Зрахья писал для него Сейфер-Тору. Это заняло у р. Шмая-Зехарье четыре года. Все это время р. Элимелех находился у софер а. Затем написанную Сейфер-Тору проверил корректор р. Птахья; р. Элимелех вернулся с Сейфер-Торой домой в Добромысль и передал ее раввину, чтобы внести ее в синагогу.
Когда дети р. Элимелеха подросли, он их сосватал с важными семьями и отдал им значительную часть своих капиталов. Сам же он продолжал вести свой прежний образ жизни — ни с кем не разговаривал на светские темы и не ел в будни ничего, кроме хлеба с водой. В 5408 году умер р. Элимелех в возрасте 79 лет и его Сейфер-Тора осталась наследием Добромысля, получив название «Сейфер-Тора богатого сироты».
Эта самая Сейфер-Тора и была доставлена сейчас в дом парализованного раввина р. Звулун-Мордехая. Тогда же узнал Борух примечательную, полную трагизма историю добромысльского раввина.
Р. Звулун-Мордехай происходил от РАМО, — р. Моше Исерлиша. Эта семья во главе с гаоном р. Зхарья-Иерухамом, учеником Рамо, поселилась после ряда перенесенных ею мытарств в селе недалеко от Немирова, где все занялись сельским хозяйством и жили на коллективных началах общей кассой. Они жили все в атмосфере истинного братства. Поэтому их называли «голубками».
На протяжении трех поколений «голубки» жили на таких началах — замечательный пример еврейской коллективной жизни — пока семья, размножившаяся и насчитывавшая уже 70–80 душ, не переселилась в Немиров. Там «голубки» продолжали жить коллективно. Старшие члены семьи, достаточно потрудившиеся, отдались изучению Торы и молитвам; молодежь же работала и этим содержала себя и остальных членов коллектива.
В 5408 году (1648 г.) произошла большая, страшная резня евреев бандами, предводимыми кровожадным палачом Богданом Хмельницким. Немиров стал тогда одной из ужаснейших арен этой резни. Масса евреев погибла тогда от кровавых рук украинских убийц. Вся семья «голубок» была вырезана. Спасся один только член этой большой семьи. Это был одиннадцатилетний мальчик Зхарья-Иерухам, внук того Зхарья-Иерухама, который первый поселился в Немирове.
Как бы чудом спасся этот Зхарья-Иерухам из кровавой бани. Он бежал из Немирова и через несколько недель, в течение которых ему приходилось переходить с места на место и прятаться от разбойничьих банд Хмельницкого, попал наконец в Брест. Мальчик был в отчаянии, силы его были на грани истощения. Он весь был в ранах, был голоден, одежда и обувь на нем истерзаны; он был в смертельном страхе от каждого шороха и подозрительного шума. Он едва в состоянии был слово вымолвить, — трагический осколок большой семьи, погибшей во славу Его святого имени.
Единственное, что удалось от него добиться было, что он бежал из Немирова и что только он один спасся от страшной резни. Мальчика приняли в дом зажиточной семьи Бреста, и в течение ближайших недель он несколько пришел в себя. Добрые люди приласкали мальчика и начали его успокаивать, пока он не окреп настолько, что смог молиться в синагоге в талите, но без тфиллин. Каждое утро после молитвы читал Зехарья-Иерухам перед миньяном несколько глав из Псалмов, а затем — кадиш. Он также учил в миньяне каждый день Мишну. После минхи он читал перед молящимися Мидраш, а после маарив — пару страниц Гемары. Мальчик участвовал также в «справлении хацот». Таким образом, он в течение дня многократно читал кадиш по жертвам немировской резни.
