СБП. Дни Мошиаха! 18 Адара II 5784 г., пятый день недели Цав | 2024-03-28 10:13

64. Отец и сын

«Дикий» попрошайка. Торба, полная счетов. Обнаружение нистара. Вмешательство Баал-Шем-Това.

1717 (0) мин.

«Дикий» попрошайка. Торба, полная счетов. Обнаружение нистара. Вмешательство Баал-Шем-Това.

Рассказ, который произвел на Боруха большое впечатление, касается р. Гецл-Шломо из Горок и его сына Хаим-Шмуэля. Р. Ицхак-Шаул, зять добромысльского кузнеца, рассказавший о них, сумел тем самым ближе познакомить Боруха с первыми хасидами, последователями р. Исраеля Баал-Шем-Това уже в то время, когда хасидизм был еще уделом только избранных.

Для Боруха все это было ново. Местечко Горки, родина р. Ицхак-Шаула, оказалось тайным центром хасидизма со скрытыми праведниками, находившимися в тесной связи с Баал-Шем-Товом в Межибуше и исполнявшими все его указания и поручения.

Из этого рассказа о Гецл-Шломе вывел Борух заключение, что «простые» евреи могут быть большими праведниками, а часто и скрытыми учеными. Гецл-Шломо слыл в Горках за бедняка, побирающегося милостыней. Но это было еще не все. Его считали невеждой и полоумным. Он ни с кем не разговаривал, и никому не было интересно слышать его разговоры. Не знали даже, знает ли он хотя бы одно еврейское слово. Его видели иногда в синагоге, но не знали, умеет ли он молиться. Единственное, что слышали от него, — это «Слушай, Исраэль, Б-г наш, Б-г единый». Это он выкрикивал без всякой связи с тем, с чем к нему обращались, или с тем, что он намеревался сказать кому-нибудь. Когда ему давали милостыню, он отвечал на это тем же «Шма Исраэль»; если ему ничего не давали, он также говорил «Шма Исраэль». И так всегда. Казалось, что «Шма Исраэль» — это единственные слова, которые он знает и умеет выговорить.

Гецл-Шломо имел сына, единственного, по имени Хаим-Шмуэль. Понятно, что сын этот и его мать жили в большой нужде. Большую часть года Гецл-Шломо отсутствовал из дома, блуждая по городам и местечкам. Что он приносил жене и сыну по возвращении из его странствий, никто не знал, да это никого и не интересовало. Гецл-Шломо никогда не посылал своего сына Хаим-Шмуэля в хедер. Никто в местечке не обратил на него внимания. Когда Хаим-Шмуэль должен был стать бар-мицва, сжалился над ним один из меламедов и научил его одевать тфиллин и читать соответствующие благословения.

Когда Хаим-Шмуэлю исполнилось четырнадцать лет, он пустился блуждать по местечкам и деревням, но не подобно отцу попрошайничать, а выполнять различные работы, даже самые тяжелые, лишь бы заработать. В одном месте он нанимался к кому-либо пастухом, в другом — он помогал кому-нибудь по огороду, в поле или даже в коровнике по уходу за скотиной. Так прошло десять лет. Хаим-Шмуэль был уже двадцатичетырехлетним парнем, а он еще ни к чему не пристроился. Он все еще жил тем, что пас коров и овец летом, а зимой выполнял разные тяжелые работы. Он вырос и стал высоким, стройным и здоровым молодым человеком, но простым, еле умеющим читать. Сердцем же своим он был преданным вере евреем и очень огорчался тем. что так мало знал о евреях и еврействе. Находясь всегда среди гоев, ему пришлось преодолевать многие соблазны. Но он устоял против них. В вечном страхе, чтобы не согрешить по неведению, он часто постился и целыми днями читал Тору и Псалмы.

Хаим-Шмуэлю уже было, вероятно, лет тридцать, когда он женился на дочери хуторянина и поселился в той же деревне, где проживали его тесть и теща. Он продолжал выполнять любые тяжелые работы, чтобы заработать на кусок хлеба себе и жене. Между тем, его отец, Гецл-Шломо, продолжал побираться милостыней и от него ничего не слышали, кроме «Шма Исраэль». Никто не знал, интересовался ли Гецл-Шломо судьбою своего сына и имел ли он вообще понятие о том, где его сын находится и кем он стал. Когда Гецл-Шломо состарился и приблизились его последние дни, он остался в Горках. Он заболел и не мог уже оставлять свою постель. Тогда он послал за одним из могильщиков и сказал ему:

— Передай старшине «Святого братства» мою последнюю просьбу: пусть похоронят меня там, где хоронят всех бедных и простых людей. Но я прошу начать мною новый ряд могил на кладбище, чтобы моя могила была первой в ряду.

Он указал могильщику на торбу возле постели и продолжал:

— Возьми эту торбу и проследи, чтобы ее положили мне в могилу. Никакой платы за погребение я не оставляю, поэтому я хочу, чтобы «Святое братство» имело со мною возможно меньше хлопот. Я приготовил бочку с водой, чтобы обмыть мое тело. Я также обеспечил себя полотном на саван.

Могильщик, простой человек, не принял всерьез слова умирающего Гецл-Шломо. Уже одно то было ново, что Гецл-Шломо наконец-то заговорил перед самой смертью и что от него можно было услышать что-либо помимо «Шма Исраэль». Могильщик принес торбу к старшине «Святого братства» и передал ему просьбу умирающего.

— Что может человеку взбрести на ум! — заметил он при этом с усмешкой. — Взять с собою торбу на тот свет!

— Пуста ли торба? — спросил старшина, бросив взгляд на торбу.

Могильщик сунул руку внутрь и вынул оттуда различные бумаги.

— Могу поклясться, что это сочинение Гецл-Шломо, которое он просит положить ему в могилу! — пытался шутить могильщик, и рассмеялся.

Старшина взял бумаги и отослал могильщика обратно к умирающему, чтобы хоть кто-нибудь находился при нем при его смерти. Он рассмотрел бумаги и затем отнес их раввину р. Нахман-Ицхаку. После тщательного расследования, оказалось, что это были отчеты Гецл-Шломо о всей собранной им за всю жизнь милостыне. И это еще не все. Там было также записано, кому он передал собранные деньги. Оказалось также, что Гецл-Шломо буквально ни одной монетки не брал себе. Он собирал деньги для других бедных евреев, которым стыдно было протягивать руку за милостыней. Так он поступал всю жизнь. Вот эти отчеты он и просил дать ему с собой в могилу. Теперь раввин и старшина пошли к умирающему, проникнутые к Гецл-Шломо высоким почтением, но они его уже не застали в живых. Он умер. При его смерти был только могильщик.

— Странно, — говорил могильщик, — кажется во всю его жизнь никогда от него не слышали ничего кроме «Шма Исраэль», а вот перед смертью он вдруг обрел дар речи и сам прочел очень сосредоточенно покаянную молитву. Не пришлось подсказывать ему ни единого слова.

Похороны Гецл-Шломо были уже весьма парадные и при большом скоплении народа. Раввин говорил надгробное слово. Он уже называл покойного не просто Гецл-Шломо, а реб Гецл-Шломо. Все в Горках уже знали, что р. Гецл-Шломо был нистаром.

Наказ р. Гецл-Шломо хоронить его среди бедных и простых людей выполнили, но его могила была с самого начала освящена. Теперь вспомнили и о его сыне Хаим-Шмуэле, который должен ведь читать кадиш по отцу. Раввин, гаон р. Нахман-Ицхак, сказал, что пока не будет обнаружен Хаим-Шмуэль, желает он сам иметь привилегию выполнять эту заповедь, — читать кадиш за упокой души р. Гецл-Шломо, будучи уверенным, что он был скрытым праведником. Не так-то легко было разыскать Хаим-Шмуэля. Но его все же обнаружили в отдаленном селе. Хаим-Шмуэль перебрался затем жить в Горки, и хотя его отца почитали как святого, обращали на Хаим-Шмуэля мало внимания. Он был большим бедняком, которому хорошо было знакомо, что такое голод. Но он никому не жаловался. Помимо стесненного материального положения он претерпевал много горя от своей жены, которая была очень злой женщиной. И так он прожил бы, вероятно, всю свою жизнь, если бы не случилось нечто такое, что в корне изменило его судьбу.

Руководителями скрытых хасидов в Горках были р. Авраам-Мендель и р. Азриель-Йосеф. Время от времени они тайком посещали Баал-Шем-Това в Межибуше и выполняли различные его поручения. Однажды обратился Баал-Шем-Тов к р. Авраам-Менделю со следующими словами:

— Когда вернешься в Горки, старайся подружиться с Хаим-Шмуэлем и привлечь его в хасидизм. Занимайся с ним и руководи им.

— Хаим-Шмуэль обладает очень возвышенной душой. Его душа находится сейчас в повторной трансформации, чтобы выправить вопрос благотворительности. Он выдержал много испытаний. А теперь пожелали Свыше, чтобы он разбогател.

Понятно, что р. Авраам-Мендель выполнил поручение Баал-Шем-Това. Он провел с Хаим-Шмуэлем длительную беседу и предложил заниматься с ним втихомолку. Хаим-Шмуэль был от этого предложения «на седьмом небе». Постепенно он приобрел знания и стал членом группы скрытых хасидов в Горках. В то же время ему улыбнулось счастье, — он очень разбогател. Он прославился своей большой благотворительностью, как человек доброй души и к тому же, ко всеобщему удивлению, еще и талмудист, Ибо с помощью Авраам-Менделя стал теперь Хаим-Шмуэль, которого теперь все звали реб Хаим-Шмуэлем, настоящим знатоком «черных точек». Единственное, чего в Горках пока еще не знали, это то, что р. Хаим-Шмуэль является скрытым хасидом и важным членом группы хасидов. Он несколько раз посетил уже Баал-Шем-Това в Межибуше и стал видной фигурой в среде хасидов. Еще не пришло время для горковских хасидов раскрыть себя. Это произошло позже при других обстоятельствах.

Опубликовано: 22.12.2016 Комментарии: 0 Поддержите сайт
Читайте еще:
Ошибка в тексте? Выделите ее и
нажмите Ctrl + Enter