Во время хасидского застолья, когда на сердце весело от хорошего вина, реб Мендель Футерфас рассказал внимательно слушающим хасидам, в чем особенность поведения хасида, когда он собирается ехать к Ребе, и почему он в этом не похож на других.
У каждого богобоязненного еврея есть свой раввин, учитель и наставник, как сказано в Мишне: «Сделай себе рава». Каждый еврей обычно ездит к своему раву на Песах, Шавуот, Суккот, а если и не на праздники, то просто время от времени отправляется еврей к раву послушать у него слова Торы, посоветоваться с ним, получить указания в служении Всевышнему.
Хасид едет к своему Ребе, и миснагед тоже едет к своему раву, но их поездки очень сильно отличаются по своему характеру.
Когда миснагед чувствует, что пришло время ехать к раву, он огорчен тем, что ему нужно оставить свой дом, привычный распорядок дня, наполненный изучением Торы и богобоязненностью. Но так как он понимает и чувствует, что нужно иногда получать подкрепление в Торе и богобоязненности, то он вынужден все оставить и ехать к раву. Он утешает себя тем, что эта поездка ненадолго и через месяц он уже будет дома и вернется к обычному расписанию.
Когда повозка приближается к городу его рава, и уже видны зеленые поля, окружающие город с пасущимися на них стадами, и кто-то указывает ему: «Посмотри, вот пасется скот твоего рава!» Его же это совсем не волнует, ведь это всего лишь животные, чего волноваться... А иногда промелькнет в его голове дерзкая мысль: «Ну, у моего рава тоже есть скот, прямо как у меня! Наверное, расстояние между нами не так уж велико...»
Подъехав еще ближе, так что издали уже видны дома города рава, его двор, семья, его синагога миснагед все еще сохраняет хладнокровие: «В конце концов, это обычные вещи, очень похожие на те, которые есть у меня. У моего рава, как у меня есть дом, есть семья, есть двор, есть синагога; конечно, он больше и важнее меня, но, в конце концов, все это уж не настолько недосягаемо!»
То же самое происходит, когда он стоит и ожидает встречи со своим равом, чтобы получить от него сердечное приветствие и услышать Тору из его уст. И в этот момент он не выходит из себя: «В конце концов, — думает он, — мой рав всего лишь человек. Пусть он знает весь Талмуд, ришойним и ахройним, хорошо знаком со всеми книгами вопросов и ответов, имеет обширные знания по мусару, слова его уст подобны жемчужинам, но ведь и я не полное ничто, я тоже знаю почти половину Талмуда, учил часть ришойним и ахройним, открывал книги вопросов и ответов и старательно изучал книги по мусару. Понятное дело, есть разница и большая разница — мне еще очень много есть чему у него поучиться — но в правильных пропорциях не надо слишком волноваться...»
И в тоже время приходит к нему посторонняя мысль: «А через две недели я уже буду дома, вернусь к обычному расписанию учить Тору и служить Всевышнему».
Совсем другое дело хасид. Когда он едет к Ребе, то еще задолго до поездки он начинает переживать, собираться и готовиться к той долгожданной минуте, когда он удостоиться видеть Ребе. Можно сказать, что весь год он ждал и готовился к этому времени, когда он удостоиться поехать и быть у Ребе...
С началом поездки и по мере приближения усиливаются в его сердце чувства нетерпения встретиться с Ребе. Когда телега приближается к городу, в котором живет Ребе, и кто-то показывает ему пальцем: «Вот скот твоего Ребе!» — он смотрит на них с умилением; пусть это только животные, но на их долю выпала огромная заслуга быть животными самого Ребе. «Вот бы мне удостоиться быть хотя бы животным Ребе», — думает он.
И как гласит известное высказывание, хасид и есть животное Ребе. Животное не должно заботиться о своем пропитании — это забота хозяина. Оно должно лишь делать свое дело давать молоко как следует, и тогда ему обеспечено обеспечение всех его нужд из раскрытой ладони хозяина. Так же и хасид — он не должен заботиться о своем пропитании, он только должен выполнять на деле то, что хочет от него хозяин. И тогда он получит все необходимые материальные блага от руки хозяина...
Когда хасид подъезжает и видит уже дома города, он восклицает: «Мы приехали в Любавичи! Город Ребе! Йерусалим времени изгнания!» Когда издалека виднеется двор Ребе, жилые дома, синагога Ребе, его домашние, хасид не может остановить всплеск эмоций: «Вот! Вот он Храм! Дом учителя нашего в Вавилоне, вот место обитания Шхины! Вот оно! Это совсем не сон! Я уже реально с Ребе!» И мысль мелькает в его голове: «Вот бы быть с Ребе хоть немного также и духовно...»
Хасид чувствует себя у Ребе как дома, он хочет быть здесь все время, остаться здесь навсегда. Здесь его истинное место и ничто не может помешать ему.
Весь в волнениях и переживаниях, он с трепетом встречает своего Ребе. Полностью самоустранившись, передает он себя во власть Ребе и его слов, старается повторить снова и снова, запомнить и прочувствовать в сердце те святые слова, которые он слышит из уст Ребе, что это прямо как дарование Торы на горе Синай.
А когда приходит время расставаться, он утешает себя тем, что по прошествии времени снова вернется сюда быть с Ребе...
