В Монреале, на улице Виктория, находится художественная студия «Хасидское искусство». Ее владелец — художник Хаим Шерф, завоевавший мировую славу своими сюрреалистическими работами. Одна из самых уникальных картин из его работ — портрет Любавичского Ребе שליט"א Короля Мошиаха. «История этой картины, — говорит Хаим, — это история моей жизни».
Хаим родился в Израиле в соблюдающей традиции еврейской семье. После школы родители определили его в летное училище. Проучившись там немного и поняв, что военная карьера не для него, Хаим, отличавшийся тягой к искусству, решил перейти в художественную школу.
Закончив школу и отслужив в армии, Хаим с рюкзаком, палаткой и гитарой поехал «проветриться» в Европу, продавая свои картины и на вырученные деньги продвигаясь дальше. Вернувшись в Израиль, он открыл фирму по графическому дизайну, а в свободное время принимал участие в играх израильской сборной по волейболу. Однажды, в Эйлате, он познакомился со спортсменкой из Австралии. То, что она была нееврейка, совсем не волновало Хаима, и через некоторое время они решили поехать в Канаду и оформить там гражданский брак.
Незадолго до отъезда влюбленных брат Хаима, Шломо, совершил тшуву — встал на путь соблюдения еврейских традиций. Тогда же у их отца обнаружили камни в почках и врачи настаивали на срочной операции. За день до операции Шломо попросил Хаима пойти с ним в местный центр Любавичских хасидов — Бейт-Хабад (בית חב"ד), чтобы написать письмо Любавичскому Ребе с просьбой о благословении на скорейшее выздоровление отца. Несмотря на то, что имя «Любавичский Ребе» ничего не говорило Хаиму, он пошел со своим братом в Бейт-Хабад к рабби Фрумеру, где после написания письма они сказали лехаим за здоровье отца. Операцию предстояло пройти в медицинском центре Беер-Шевы. На пути в операционную отец Хаима почувствовал, что ему нужно в туалет. Через несколько минут он вернулся и заявил, что операция отменяется — камни вышли сами.
Вначале Хаим не почувствовал связи между случившимся и письмом к Ребе. Но тут он вспомнил рассказ своего отца, что в тот вечер, когда они писали письмо Ребе, он видел во сне извесного каббалиста Баба Сали в белых одеждах, на которых был черный круг. Отец снял с одежды черный круг и... проснулся. Хаим рассказал об этом р. Фрумеру, который показал ему в ответ письмо Ребе к ... Баба Сали, отправленное в 5712 (1952) году. Баба Сали тогда хотел переехать в США, а Ребе настаивал, чтобы он остался в Израиле, где его влияние на сотни и тысячи сефардских евреев имело большое значение. В том же письме Ребе привел несколько глубоких замечаний из Каббалы, где упоминался среди прочего черный круг, снятый с белых одежд.
В этот момент у Хаима в душе что-то сдвинулось, тем не менее, он не порвал свои отношения с австралийкой, — и через несколько недель они прилетели в Монреаль. Хаим все дальше и дальше отдалялся от еврейства, но тут блеснул луч надежды. Рассказывает Хаим: «я сидел поздно вечером у себя в комнате и вдруг осознал, что размышляю о своей принадлежности к еврейскому народу. Я никогда серьезно не думал о том, что значит быть евреем, но сейчас внезапно понял: дорога по которой я иду ведет к ассимиляции. В этот момент я обратился к Б-гу и сказал: «Властелин Вселенной, если Ты хочешь спасти меня от ассимиляции, если Тебе важно, чтобы я остался евреем, пошли мне знак, иначе может быть поздно...»
Через несколько минут раздался стук в дверь. С бьющимся сердцем Хаим пошел открывать — на пороге стоял религиозный еврей, хасид Хабада, с которым за несколько дней до этого Хаим случайно познакомился, оказавшись свидетелем поломки его автомобиля. Определив по акценту, что Хаим из Израиля, хасид поинтересовался его адресом...
— Я еду к Ребе в Нью-Йорк. Хочешь поехать со мной? — произнес гость.
«Я был потрясен и не мог вымолвить ни слова. Не оставалось никаких сомнений — Всевышний послал мне знак! Я согласился без колебаний. Сказав подруге, что уезжаю в Нью-Йорк, я начал, несмотря на ее уговоры, собираться к Ребе.»
Они прилетели в Нью-Йорк в пятницу утром 4 тевета 5748 года, и уже днем он впервые увидел Ребе в главной синагоге Любавичских хасидов на Истерн-Парквей, 770: Хаим стоял в толпе, вдруг хасиды расступились и он неожиданно оказался в центре перед вошедшим Ребе.
«Я увидел, что Ребе приближается ко мне, и от его взгляда будто все тепло мира заполнило меня, проникая во все уголки моего существа. Это было духовное озарение, какого я никогда не испытывал...»
После окончания Субботы, проведенной с хасидами Хабада, которая также произвела неизгладимое впечатление на Хаима, он решил, что ему необходимо добиться аудиенции у Ребе. Он думал: ему удасться поговорить с Ребе хотя бы полчаса. Когда ему объяснили, что в лучшем случае у него есть полминуты, Хаим не мог представить себе, как можно рассказать о себе за такое короткое время. В конце концов, он решил написать все о себе и отдать письмо Ребе при встрече.
На следующий день, после того как он сходил в микву (ритуальный бассейн) и помолился, Хаим сел писать свое письмо. В заключении Хаим попросил у Ребе разрешения работать в области еврейского искусства и выразил свою надежду, что Ребе даст ему совет что и как рисовать. Как странно! В то время Хаим ходил с косичкой, а в его левом ухе было две серьги, но он просил Ребе посоветовать как он может приближать других евреев к Иудаизму. До сегоднешнего дня он не может объяснить, что побудило его задать вопрос в такой форме.
Ожидая своей очереди на аудиенцию, Хаим вдруг подумал — единственное, что мешает ему вести еврейскую жизнь, — это его плохое начало («йецер а-ра», которое преобладает над естественным стремлением души к еврейству. Так почему бы не попросить у Ребе помочь ему избавиться от этого «спутника». Так он и сделал: когда подошла его очередь, Хаим сказал — «прошу благословение на то, чтобы избавиться от йецер а-ра».
— Ребе пристально посмотрел на меня и начал что-то говорить на идиш. Опять я почувствовал, что пылаю в огне и, не понимая, что происходит, уже через несколько секунд оказался стоящим в стороне с письмом в руке. Я вернулся и передал письио одному из секретарей.
В то же день Хаим вернулся в Монреаль. После встречи с Ребе он совершенно изменился и понял, что не может вести прежний образ жизни. Он оставил свою подругу, купил пару тфилин и начал регулярно их накладывать — иногда это бывало даже в два часа ночи, если Хаим чувствовал потребность обратиться ко Всевышнему. Хаим искал возможность утолить свою духовную жажду. Он начал посещать уроки Торы в Бейт-Хабаде и читать книги по Иудаизму. Особенно его привлекли сборники бесед Ребе и та глубина, с которой Ребе объясняет каждую строчку классического комментатора Торы — Раши. Но более всего Хаим восхищался тем, как Ребе извлекает из глубоких идей Торы практические указания для повседневной жизни. Хаим чувствовал, что он духовно растет.
Однажды Хаиму позвонил человек, заинтересовавшийся его искусством, и предложил ему контракт на 40 картин маслом. На следующий день грузовик привез холсты, краски и все необходимые для работы принадлежности. Хаим понял — Б-жественное провидение дает ему возможность заниматься творчеством и зарабатывать этим на жизнь благодаря тому, что он прогрессирует духовно.
Прошло полгода, но он все еще не получил ответа от Ребе на свое письмо и решил, не дожидаясь ответа, начать работу над созданием своей первой картины на еврейскую тему. Хаим хотел воплотить памятный ему сон отца накануне операции. В письме Ребе к Баба Сали подчеркивалась тесная связь между сефардскими евреями и хасидами Хабада: Хаим решил нарисовать Ребе вместо Баба Сали и также не упустить черный круг, который его отец видел во сне.
«Я почти закончил картину — осталось нарисовать только лицо Ребе. Но прежде, чем приступить к этой ответственной стадии работы, я решил окунуться в микву. Возвращаясь в студию, мне вдруг пришла в голову мысль зайти домой и проверить почту...»
Предчувствие его не обмануло — в почтовом ящике лежало письмо от Ребе. Хаим с трепетом открыл письмо и взглянул на дату — 13 тевета 5748 — через неделю после его посещения Ребе! Хаим понял: Ребе ждал, чтобы он (как библейский герой Нахшон бен Аминaдав, не раздумывая бросившийся в море по слову Всевышнего) предпринял первый шаг, — и только после этого Ребе разрешил отправить письмо.
В своем ответе Ребе подчеркнул важность следования в повседневной жизни путям Торы, посоветовал проверить тфилин и мезузы, и в конце отметил, что, если Хаим хочет своими картинами привлекать евреев к Торе, прежде всего он сам должен быть примером в соблюдении еврейских традиций.
Прошло несколько лет, в течении которых Хаим написал много картин. Зачастую он советовался с Ребе и всегда получал обстоятельный и глубокий анализ своих работ вместе с долларом на удачу. В соответствии с указаниями Ребе, Хаим направил свои усилия на убеждение других евреев вернуться к своим корням, и особенно преуспел в отношении евреев, состоящих в смешанных браках. Может быть потому, что он сам когда-то был близок к подобной ситуации?
Сегодня его студия больше напоминает Бейт-Хабад: человек, пришедший заказать или купить картину, может не только поговорить об искусстве, но и услышать краткую и убедительную лекцию п о Торе и еврейству. Хаим занимется также оформлением ктубот — брачных контрактов. Это притягивает к нему множество молодых пар, которые вместе с документом получают информацию о важности соблюдения еврейских законов семейной чистоты. Но больше чем слова влияют на людей его картины.
Так, однажды, пришла в студию некая женщина и, увидев картину с изображением старого хасида в талите, трубящего в шофар, она расплакалась. Эта картина так повлияла на нее, что она начала зажигать субботние свечи и постепенно стала вести еврейский образ жизни.
Со временем Хаим заметил, что его популярность растет пропорционально его вовлеченности в распространение Иудаизма. Его коммерческий агент (жена известного голливудского продьюсера) устраивает выставки его работ в Голливуде для сотен актеров-евреев живущих там, и его картины начали выставляться в самых больших и престижных музеях мира. Хаим убежден, что его творчество — это вклад в подготовку мира к раскрытию Мошиаха.
