В 1964 году Любавичский Рэбэ שליט"א Король Мошиах объявил о всеобщей кампании «Заповеди». Цель ее была самой простой — приблизить к свету тех, кто еще не нашел в жизни правильную дорогу. Один из пунктов гласил: «Очень важно, чтобы каждый еврей, начиная с 13-ти лет, возлагал тфиллин каждый будний день… Одно из назначений этой заповеди — помочь еврею выразить подчиненность Всевышнему своих разума и чувств… Заповедь тфиллин обладает также свойством защищать еврея от нападения врагов…». После этого сотни и тысячи любавичских хасидов отправились на выполнение этой кампании...
Ицхак и Аял, студенты любавичской йешивы, вышли в пятницу на улицы Хайфы для проведения «Кампании Тфиллин».
— Наше внимание, — рассказывает Ицхак, — привлекло громадное здание, и мы решили зайти туда. Нам бросилась в глаза стоматологическая лечебница. Двери были открыты. Дантист сидел посреди комнаты и разговаривал по телефону.
Один лишь его вид насторожил нас. Постоянно занимаясь этой деятельностью, мы легко узнаем таких типов. Когда он увидел нас, его глаза наполнились гневом. Было также заметно, что этот дантист готовится выпалить сочное проклятие в наш адрес, которое будет звенеть в наших ушах долгое время. Закончив телефонную беседу, доктор обрушился на нас, говоря гневным, унизительным тоном. Мы привыкли к такой реакции, однако часы показывают, что приближается суббота. Я мигнул Аялу, и мы двинулись к выходу. Мы уже были на пороге, как вдруг Аял повернулся к врачу.
— Еврей! — воскликнул он громким голосом, подражая тону врача. — Вы находитесь сорок лет в этом мире, едите и спите, — а как насчет вашей души?! Вы думаете, что кричите на нас? Нет, вы кричите на Любавичского Рэбэ, на Короля Мошиаха, который удостоил тысячи людей заниматься добрыми делами.
— Я ожидал, — говорит Ицхак, — что после такой тирады Аяла доктор встанет и наложит на нас обоих свои тяжелые лапы. Однако, к великому изумлению, доктор круто повернул. Услышав слова «Любавичский Рэбэ», он задрожал, его лицо смягчилось, а глаза выразили беспокойство.
— О! — воскликнул он. — Вы от Любавичского Рэбэ?! Сядьте, пожалуйста, — доктор заговорил спокойным, нормальным тоном. — Вы, наверное, думаете, что я не знаком с Рэбэ? Вот слушайте, я поведаю вам, кто такой Любавичский Рэбэ.
Наша обида перешла в любопытство.
— Мои детские годы, — начал доктор, — прошли в Вене. Вся моя связь с иудаизмом осуществлялась через молодежную сионистскую организацию, существовавшую в нашем городе. Окончив учебу, я репатриировался в Израиль и мобилизовался в армию. Во время шестидневной войны служил боевым офицером на фронте. После войны я познакомился с религиозной девушкой из Боро-Парка, посетившей Израиль. Между нами продолжалась связь даже после того, как она вернулась к себе домой в Боро-Парк, а я — в Вену.
Прошло еще несколько месяцев, и я решил с ее согласия встретиться с ней в Нью-Йорке и просить у родителей ее руки. В субботу я гостил в ее отчем доме. Родители отнеслись ко мне очень любезно, однако когда я вышел из дома, ее отец, провожая меня, очень строго велел мне прекратить связь с его дочерью.
— Ты не достоин, — сказал он, — быть моим зятем.
По моему телу пробежала дрожь. Я не понял, что у меня не в порядке. Я врач, военный офицер, израильтянин, высокий, красивый, хорошо зарабатываю; короче говоря, идеальный жених.
— Он совершенно не знает, — думал я со жгучей болью, — что он теряет. Другие гордились бы таким женихом, как я.
Такие мучительные мысли одолевали меня. В этот момент я увидел моего двоюродного брата, Якова, у которого я гостил.
— Что случилось? — спросил он сочувственно. И я поведал ему о своем горе.
— Знаешь, — отозвался он, наконец, — недалеко отсюда находится великий раввин. Все говорят о нем. Может, стоит подойти к нему.
Через несколько недель я был на встрече у Любавичского Рэбэ. Он очень заинтересовался мною, и я поведал ему подробно все о себе и о нашем желании жениться и о том, что ее отец наложил запрет на наш роман.
— Встань! — приказал Рэбэ.
Приказ Рэбэ, сказанный вроде ни с того ни с сего, удивил меня. Я встал. Рэбэ осмотрел меня со всех сторон.
— Я счастлив, — сказал Рэбэ, — до сих пор я тоже был счастлив, а теперь я счастлив еще больше.
Я совсем не понял этих слов. У меня горе, а Рэбэ счастлив?
— В нынешней Америке, — объяснил Рэбэ, — ассимиляция евреев достигла больших масштабов. Люди не задумываются, из какого народа будет их супруг. Если бы кто-нибудь сказал мне, что еврей, который соблюдает Тору и Заповеди, взял для своей дочери жениха-врача, да еще и офицера и красавца, несмотря на то, что он нерелигиозный, я бы не удивился. Однако, поскольку ты поведал мне, что есть тут в Америке евреи, у которых Тора важнее, чем тленная жизнь без Торы, и важнее почета, которого «заслужат» за то, что взяли «юношу из Израиля», я очень счастлив... Поэтому я попросил тебя встать, чтобы убедиться, что ты красивый, стройный парень, и обрадоваться тому, что еврей из Боро-Парка отказался от тебя, несмотря на твое превосходство, только потому, что хочет для своей дочери жениха, соблюдающего Тору и Заповеди...
Я был в шоке, но все-таки не сдался и пытался убедить Рэбэ.
— Рэбэ! — сказал я в отчаянии, — кто знает, возможно, если бы я женился на ней, то приблизился к ее образу жизни. Почему бы не дать мне шанс?!
Рэбэ внимательно выслушал меня.
— Были два преданных друга, — ответил мне Рэбэ притчей. — Один из них поселился на вершине горы, другой в предгорье. На горе растут в изобилии красивые, вкусные плоды, и «верхний» друг живет и благоденствует. А в предгорье питание скудное. И вот верхний друг бросает плоды вниз. Нижний вкусив плоды и убедившись, насколько они вкусны, может с помощью верхнего приятеля подняться на гору и наслаждаться вкусными плодами. Однако все это с условием, — заключил Рэбэ, — что нижний, отведает эту пищу и убедится, что она таки превосходная. Но если нижний не отведает этих плодов, тогда нет никаких шансов, чтобы он пожелал приложить усилия и взобраться на гору.
Рэбэ устремил на меня свои проницательные глаза.
— Вы не готовы поднять даже двести грамм, — сказал он, — как же вы желаете породниться с Боро-Парком?!
Встреча закончилась, и я ушел ошеломленный, запутавшийся и разочарованный. Яков ожидал меня. Я поведал ему, что сказал Рэбэ, и заявил, что мне не понятно, что он имел в виду, сказав, что я «не могу поднять даже двести грамм».
— Скажи-ка, дружок мой, — спросил Яков, — а ты тфиллин надеваешь по утрам?
— Что вдруг? — возразил я, — мне это и в голову не приходит.
— Ну! — воскликнул Яков, — все понятно, вот именно об этом Рэбэ и сказал. Ты не готов наложить на себя двести грамм тфиллин, как же ты сможешь поменять свой образ жизни и выполнять все заповеди после женитьбы на религиозной девушке? Перво-наперво начни выполнять заповеди своими силами и только потом сможешь с ее помощью или с помощью хорошего приятеля продвигаться к религиозной жизни.
Я был потрясен.
— Вот это Рэбэ! Вот это мудрость!
И что же вы думаете! Я женился на религиозной женщине! У нас, слава Б-гу, трое детей. Все учились в йешиве. Старшего сына мы назвали Менахем в честь Рэбэ, а как иначе?! В моем доме все делается по законам Торы. И все это — благодаря той встрече у Рэбэ.
Ну! — обратился я к нему, — после такой истории вы еще не готовы надеть тфиллин?
Врач лукаво посмотрел на меня.
— После той встречи с Рэбэ, — сказал он, улыбаясь, — мои утренние упражнения заключаются в том, что я поднимаю двести грамм тфиллин.
