Один еврей из этих… ну… которых сейчас нет… — «миснагдим» (пусть его зовут, скажем, реб Шимон), — решил-таки, съездить и своими глазами посмотреть на живых хасидов. Слышал он о них много, но все же хотел убедиться, что из слухов правда, а что нет. А то безоглядно принимать «лошн-оро» — тоже ведь грех и не из легких.
Неизвестно почему, — может ехать было ближе, или злодей какой-нибудь насоветовал, — но рассматривать хасидов он отправился в город Коцк. А Коцк для такой экскурсии был, надо сказать, местом наименее подходящим, поскольку стремление понравиться окружающим в хасидской общине, сформировавшейся вокруг коцкого Ребе, было сведено к абсолютному нулю. Коцкие хасиды занимались в основном вещами внутренними и уж как-то слишком не напоказ. Это, естественно, не способствовало пониманию высоты и совершенства их подхода к Служению, так сказать, посторонними.
* * *
Не мудрено, что гость, прибывший в Коцк прямиком с другой стороны баррикад, будучи, ко всему прочему, соответствующим образом подготовленным, за краткий срок увидел все, что рассчитывал увидеть, все понял, и ругаясь на собственную глупость и недоверчивость стал складывать чемодан. Впрочем, по таинственному стечению обстоятельств (возможно, по совету того же злодея), и время для своего визита он выбрал странное. В Коцк реб Шимон приехал аккурат в 10 Дней Раскаяния, когда нормальный религиозный еврей должен сидеть дома и думать о своих внутренних проблемах, а не заниматься этнографией. И именно из-за этого покинуть Коцк так быстро, как ему хотелось, наш герой не смог. На носу уже был Йом-Кипур, и боязнь оказаться в этот святой день в дороге, перевесила. На День Искупления реб Шимон остался в Коцке.
В течение всех дней из 10 Дней Раскаяния, наиболее гнетущее впечатление на реб Шимона оказало полное, на первый взгляд, отсутствие раскаяние, как такового. Обыденная молитва. Пустые разговоры по ее окончании. Достаточно веселые, приветливые лица, что, может быть, не так плохо в другой период года. И все это в то время, как где-нибудь в Шклове пол во время молитвы от слез не успевают протирать. Но в в Йом-Кипур подобное — поражало еще больше. Однако положение было безвыходным. Бежать из Коцка было уже невозможно. Молится в Йом-Кипур одному в гостиничном номере представлялось абсурдным. И единственное, что оставалось нашему герою, пообещать самому себе, что он не будет обращать внимание на неподобающее поведение этих, прости Г-споди, хасидов, и полностью сосредоточиться на молитве Творцу этого мира.
Каждый, кто справлял Йом-Кипур по серьезному, знает: после Мусафа человеку, который ночью не спал, молился, ничего не пропуская, и старался стоять там где надо стоять, — иногда становится малость тяжеловато. Голод не так уже и мучает. Но голова может начать болеть, в сон клонит. И слава Б-гу, как раз об эту пору в молитве обычно бывает небольшой перерыв.
К окончанию Мусафа, реб Шимон немного уморился, молимшись, и решил до Минхи хоть немного вздремнуть, облокотившись головой на стол. Пустопорожняя болтовня хасидов, рассевшихся по обе руки от него, почти не мешала. Да и внимания на эти глупости в такой святой день он, как было сказано выше, твердо решил не обращать. Поэтому в считанные мгновенья ему удалось забыться.
* * *
Но! Тут же в полусне он услышал ТАКОЕ, что сразу проснулся!
Рядом с ним делились впечатлениями от Йом-Кипура хасиды:
— Эй, Янкл! — говорит один. — Жрать чего-то уже жутко хочется. Живот подводит. Я до конца не дотерплю, боюсь.
— Да ты сдурел что ли! — отзывается другой, — Так чего терпеть! Давай кидуш сделаем! Делов-то!
Поначалу герой нашего рассказа подумал, что ребята… кгхм… несколько неуместно шутят. По духовной грубости своей и серости, так сказать, не понимая серьезности момента. Поэтому он даже голову поднимать не стал и глаз открывать, а попытался обратно заснуть, ругаясь на себя, что поневоле нарушил данное себе обещание.
Однако тут он с ужасом услышал как звякает о блюдце кидушный стаканчик, как делает громкий «чпок» вытаскиваемая пробка, и как выразительно совершает свой «буль-буль-буль» наливаемая в стаканчик жидкость. Понятно, что тут реб Шимон не смог остаться равнодушным! Надо как-то остановить беспредел! Хасиды, не хасиды, — нельзя же допустить, чтобы с такой невероятной наглостью, публично нарушался святой день Йом-Кипур! Да и все евреи отвечают друг за друга перед Всевышним!
Реб Шимон поднял голову.
Глазам ситуация предстала еще худшей, нежели казалась на слух. Часть окружающих как будто собирались присоединиться к кидушу. Кто-то будто не замечал, что происходит. Во всяком случае, совсем никто не собирался вмешиваться и останавливать распоясавшихся «апикейресов»!
— Что ж Вы делаете! — в гневе обратился реб Шимон к Янкелю и его другу. — Сегодня же Йом-Кипур!
— И чего?
— Что значит «чего»! Вы что, с ума сошли?! Сегодня же нельзя ни есть, ни пить! Какой кидуш! Прекратите сейчас же!
— Слышь, мужик! — отозвались хасиды. — Тебя, во-первых, вообще никто не спрашивал. А во-вторых, откуда ты это взял, что в Йом-Кипур нельзя немного перекусить?
Реб Шимон был озадачен. Что к его словам могут не прислушаться, а могут и послать, — к этому он был готов. Но к тому, что ему придется объяснять людям, «откуда он знает», что в Йом-Кипур нельзя кушать! Про безграмотность хасидов наш герой был, слава Б-гу, наслышан достаточно. Предупрежден, — оно, конечно, вооружен. Но не до такой же степени!
— Это написано в «Шулхан Арухе», — отрезал он.
— Да пошел ты, мужик, со своим «Шулхан Арухом»! — зло ответил тот, кого звали Янкл, и согласно хасидскому обычаю для произнесения кидуша поставил стакан с вином на ладонь и обхватил его пальцами.
— Но это написано в Геморе! Это учится из Мишны!
— «Мизмор леДовид…» — не обращая никакого внимания на отчаянные вопли борца за праведность, хасид начал читать кидуш.
— Но это написано в Пятикнижии!! Что Вы делаете! Остановитесь!
— Послушай, ты! Не мешай человеку читать кидуш! Не хочешь есть, — тебя никто не заставляют, — раздраженно цыкнули на него присутствующие.
— НО ЭТО ЗАПРЕТИЛ ВСЕВЫШНИЙ!! — из последних сил заорал исследователь хасидского духа, отчасти понимая, что если он попытается выбить стакан с вином для кидуша из рук нарушителя, то рискует домой из Коцка не вернуться.
— Хм! Ну ты смотри же, сколько у тебя времени заняло это вспомнить! — мрачно буркнул Янкл, сливая вино из стаканчика обратно в бутылку.
* * *
Чем закончилась эта история, не помню совсем. Может быть, я даже дальше и слушать не стал. Ну, наверное, как всегда: он пошел к коцкому Ребе и стал выдающимся хасидом. Это уже не о главном.
