СБП. Дни Мошиаха! 19 Адара II 5784 г., шестой день недели Цав | 2024-03-29 07:11

Поездка хасида к Ребе

О повседневной жизни хасидов, насыщенной и колоритной, мы рассказываем гораздо реже, чем о хасидской философии. Главное событие в жизни хасида, как в прошлом, так и в наши дни, — это поездка к Ребе.

4252 (0) мин.

О повседневной жизни хасидов, насыщенной и колоритной, мы рассказываем гораздо реже, чем о хасидской философии. Главное событие в жизни хасида, как в прошлом, так и в наши дни, — это поездка к Ребе. За прошедшее столетие внешние стороны хасидской жизни, конечно, сильно изменились, но радость и эмоциональный подъем, которые хасиды испытывают в связи с поездкой к Ребе, остались неизменными.

Ниже мы публикуем отрывок из воспоминаний хасида рабби Авраам-Бера из Бобруйска — одаренного знатока Торы. Его воспоминания о детстве рисуют нам живые и яркие картины жизни хасидов в прошлом веке.

«…Ранним воскресным утром мама разбудила меня: нужно было быстро одеться и пойти на место сбора всех, кто отправлялся в Любавичи. На лице ее была радость. Она нарядила меня в новый костюм, который сшила специально для этой поездки. Этот костюм предназначался только для Святой Субботы, праздников и тех случаев, когда могла представиться возможность попасть на встречу с Ребе…

Увидев, что мой отец садится в повозку, мама закричала: „Ирмия, Ирмия, а как же Авраам-Берл?“. Но отец ее не слышал. Повозка, вздрогнув, начала двигаться.

Все стоявшие во дворе затянули песню и пошли за неи. Я заплакал, потому что отец забыл про меня. Мама, заметив меламеда, реб Исраэль-Аарона, торопливо объяснила ему, что произошло. Он взял меня на руки и, пробравшись сквозь толпу, передал отцу…

Мы проезжали через густой высокий лес. Эхо от нашего пения разносилось далеко вокруг, и казалось, будто на другом конце леса еще один хор повторяет нашу песню. Где-то в вышине сияло солнце, но ветви деревьев закрывали небо. И было ощущение, что солнце уже село. Вскоре из чащи леса мы выбрались в поле. Ярко светило солнце, вдалеке виднелись горы…

В четверг мы прибыли в Любавичи. В пятницу, во второй половине дня, за час до захода солнца, синагога заполнилась людьми. В центре синагоги на возвышении стояли сыновья Цемах-Цедека и несколько старейших хасидов…

Внезапно кто-то сказал, что идет Ребе. Все взгляды устремились ко входу. И тут с высоты своего наблюдательного пункта (я стоял на печке, поддерживаемый реб Авраамом Мейером) я увидел Ребе. На нем были белый сюртук и меховая шапка. Он подошел к возвышению в центре синагоги и сел в приготовленное для него кресло. Ребе начал цитировать Тору своим звучным голосом, и я услышал: „Пересчитайте сыновей Гершона…“

…Помню, чтобы войти в священный кабинет Ребе Цемах-Цедека, отец в ожидании своей очереди простоял в прихожей несколько часов, а я в это время сидел на подоконнике. Когда нас наконец пригласили к Ребе, отец попросил людей, стоявших возле окна, передать меня ему. Я переходил из рук в руки над головами хасидов, пока не добрался до отца. Отец вошел в кабинет Ребе, я последовал за ним, держась за полы его одежды.

Вдоль стен просторного кабинета, в котором нас принял Ребе, стояли полки с книгами. Цемах-Цедек сидел за большим столом, на котором лежали какие-то тома, листки бумаги и ящички для пожертвований, наполненные монетками. На столе, мерцая, горели свечи.

Когда мы вошли, Ребе читал какой-то фолиант. Отец приблизился к столу. Ребе, оторвавшись от книги, внимательно посмотрел на нас. Отец задрожал всем телом, а я от страха начал тихо плакать. Ребе протянул руку, чтобы взять у отца листок бумаги.

Отец стоял молча, склонив голову, и слезы текли по его щекам. Он попытался было овладеть собой, но вместо этого разрыдался в полный голос. Когда я увидел, что отец плачет, у меня чуть не остановилось сердце. Я тихо ронял слезы и, не отрываясь, смотрел на Ребе.

Некоторое время Ребе читал, изредка поднимая на нас глаза, и, наконец, обратился к отцу. Тогда отец перестал рыдать и начал, шевеля губами, повторять про себя слова Цемах-Цедека, чтобы лучше их запомнить.

Ребе долго говорил с отцом, а потом отец задал ему несколько вопросов. Когда Ребе закончил отвечать на них, отец подвел меня к нему и сказал: „С Б-жьей помощью, мой сын поступает в хедер. Я прошу Ребе благословить его“.

Ребе посмотрел на меня, а затем, прикрыв глаза, погрузился в себя. Через некоторое время он опять взглянул на меня и сказал: „Будь прилежным, не трать попусту время и, с Б-жьей помощью, ты станешь знатоком Торы и хасидом“. Отец сказал: „Омен“, и я повторил вслед за ним: „Омен“.

Выйдя из кабинета Ребе в небольшую комнату, где собирался миньян, отец взял меня на руки и от радости начал петь и танцевать по кругу вместе с другими хасидами. Ибо в те дни был такой обычай: те, кто удостаивался чести видеть Цемах-Цедека, после аудиенции вливались в радостный хоровод танцующих хасидов.

Отец танцевал долго. Его одежда насквозь промокла от пота. Наконец, устав, он присел на скамью в углу Бейт-Мидраша. Настроение у него было прекрасное: он хлопал в ладоши и притопывал ногами в такт танцующим.

Дома я часто видел, как хасиды сначала обсуждают темы, затронутые в Торе, а после этого пускаются в пляс. Когда однажды я спросил у мамы, почему они так себя ведут, она ответила, что хасиды после изучения Торы радуются приобретенным знаниям и таким способом выражают свои чувства. Это напоминало Симхат-Тора — радость Торы. С тех пор я стал называть такие празднества „малыми Симхат-Тора“. Непосредственность хасидов в проявлении радости меня не удивляла, но были две вещи, которые я не мог понять: почему после встречи с Ребе хасиды танцевали с особым воодушевлением и что означало часто повторяемое слово Йехидут, которым хасиды называли беседу с Ребе наедине.

Эти вопросы не выходили у меня из головы. Я умирал от любопытства. Видя, что отец в хорошем настроении, я попросил его разъяснить мне эти загадочные вещи.

Отец спросил, помню ли я, что рассказывали мне в школе о Святилище Мишкан, сооруженном Моше по указанию Б-га. Внутри этого Святилища было особое помещение, где хранились Ковчег Завета в Десять Заповедей, которые Б-г дал Моше на горе Синай. Раз в год, на Йом а-Кипурим, Первосвященник Аарон входил в эту комнату, чтобы совершить Кторет (обряд воскурения благовоний) и возвести молитву за весь народ Израиля.

Желая продемонстрировать свои обширные познания, я поспешил рассказать все, что знал про Храм, построенный Шломо (Соломоном), про особое внутреннее помещение Кодшей Кодашим — Святая Святых, про Ковчег Завета и Десять Заповедей. Я рассказывал о службе Первосвященника в Храме в день Искупления, в частности о том, как он входил в Святая Святых, и о том, что когда он произносил имя Б-га, все люди, находившиеся в Храме, падали ниц.

Рассказывая, я жестикулировал и показывал, как падали ниц молящиеся в Храме. К счастью, я уже два года подряд видел, как в день Искупления члены нашей общины кланялись до земли. (В прошлый раз я кланялся вместе со всеми, а после этого побежал к матери и с гордостью рассказал ей о своих „подвигах“. Тогда мама дала мне кусок хлеба без масла и объяснила, что это был День священного поста.)

Отец спросил меня:

— Кто входил с Первосвященником в Святая Святых в день Искупления?

— Только один Первосвященник, — ответил я.

— Что делал Первосвященник после молитвы в день Искупления?

Я ответил:

— Мой учитель реб Элимелех говорил нам, что Первосвященник был очень богатым человеком и что у него были золотые одежды, сшитые за его собственный счет. А после молитвы в день Искупления он направлялся домой, и весь еврейский народ сопровождал его с радостными песнями. Во дворе дома Первосвященника уже были расставлены столы со всевозможными угощениями. У всех был прекрасный повод для веселья: в этот день они получали прощение за все свои грехи.

— Ну, а теперь, — спросил отец, — есть у нас Храм и Святая Святых?

— Теперь, — сказал я и не смог подавить вздоха, — у нас нет ни Храма, ни Святая Святых.

…Вопрос отца о Храме, о Святая Святых и Ковчеге Завета меня озадачил. Мне было грустно и горько, и в голове зазвучал новый вопрос. Храм был разрушен, Святая Святых перестала быть источником духовной жизни. Как же люди могут после этого позволить себе танцевать и веселиться?

Гармоничная мелодия молитвы трогала меня до глубины души, но этот новый вопрос не выходил у меня из головы. Как же они могут радоваться, если Храма уже нет? Я вспомнил все, что нам рассказывал реб Элимелех на последнем 9 Ава об этих трагических событиях, и решил расспросить отца и об этом. Когда он кончил молиться, я поделился с ним своими сомнениями.

Он внимательно выслушал меня и сказал: „Вообще-то ты прав. Иерусалимский Храм разрушен, и когда Израиль покается, тогда Б-г пошлет Праведного Мошиаха, нашего Освободителя, и соберутся евреи со всех концов света, и Мошиах возглавит их и поведет со всем их имуществом обратно в Святую Землю. Иерусалим и Святой Храм будут заново отстроены. Но сейчас у нас нет ни Иерусалима, ни Храма“.

„Однако, — продолжал отец, — с момента разрушения Храма и уничтожения Святая Святых и вплоть до грядущего прихода Мошиаха наш Иерусалим — это город, где живет Цадик. Его дом молитвы — наш Храм; комната, в которой он живет, — Святая Святых, а сам Цадик — Святой Ковчег со Скрижалями, на которых высечены Б-жественные слова Торы“.

Торжественный вид и благоговейные интонации отца произвели огромное впечатление. Внезапно меня пронзила мысль: ведь мы с отцом только что побывали в Святая Святых, а сейчас я — в Храме! Какой чудесный, незабываемый день!

Увлеченный этой необыкновенной мыслью, я внезапно услыхал голос отца:

— А ты знаешь, сын мой, что когда Моше внес Ковчег Завета со Скрижалями в Святая Святых, он услышал голос Б-га, обращенный к нему из сонма херувимов над Ковчегом?

— Да, — ответил я отцу, — я помню, как мама читала нам про это в Священной Книге.

— Все, что Цадик говорит приходящим к нему хасидам, — продолжал отец, — это слова Всевышнего. И как Первосвященник входил в Святая Святых один, без провожатых, так и хасид входит в кабинет Цадика — в нашу Святая Святых — один, поэтому его встреча с Ребе называется йехидут, т.е. беседа наедине. И как выход Первосвященника сопровождался всенародным ликованием, так и мы радуемся безграничной доброте Б-га, удостоившего нас чести войти в Святая Святых и выслушать благословение Ребе.

Так запомни же на всю жизнь благословение Ребе, и когда, даст Б-г, мы вернемся домой, мы обо всем подробно расскажем маме».

Опубликовано: 12.10.2003 Комментарии: 0 Поддержите сайт
Читайте еще:
Ошибка в тексте? Выделите ее и
нажмите Ctrl + Enter