«Светлый день рош-ходеш кислев» — эти несколько слов каждый год веселят сердца сотен тысяч евреев. Это день, в который в 5738 (1977) году «вышел из своей комнаты» Ребе ШЛИТА Король Мошиах и вернулся к нам продолжать святую работу руководства еврейским народом и в преддверии полного Освобождения. Это день, в который каждый год собираются хасиды и люди, приближенные к ХАБАДу, для того, чтобы вместе усилить связь и укрепить выполнение указаний, и для того, чтобы поблагодарить Всевышнего за Его великую милость к нашему поколению, поколению Освобождения.
И было в дни праздника Суккот 5738 года, как и в каждый год, находились в «770» в месяц Тишрей тысячи хасидов со всего света. В праздник Суккот святая работа Ребе Короля Мошиаха проводилась как обычно, и хасиды собирались каждый день на собрания «симхат бейт а-шоэва» и тот, кто не видел радости, которая царила там, не видел радости никогда.
В те праздничные будни дни Суккот было то, чего не было в другие годы: Ребе стоял на возвышении каждый раз, когда входил в синагогу, перед каждой молитвой, поворачивался к общине и поддерживал пение движениями рук и бурным хлопаньем в ладоши, и вся гигантская толпа танцевала в огромной радости.
В день Ошана-раба Ребе, как обычно, раздавал присутствующим медовый пирог («леках»), чтобы все могли удостоиться его попробовать и получить благословение и поздравление от Ребе: «Доброго и сладкого года».
На протяжении дня рабанит Хая-Мушка поинтересовалась у одного из приближенных к дому Ребе и хотела знать, какой свиток Торы дадут вечером во время «акафот» ее мужу Ребе Королю Мошиаху. Тот ответил: «Маленький». «А сколько он весит?», — продолжала спрашивать рабанит. «Он весит совсем немного», — ответил тот. «А с короной на нем?», — был следующий вопрос. «Все равно не очень много», — ответил тот. После того, как он заверил рабанит, что Ребе дадут маленький свиток Торы, который совсем не тяжелый, сказала ему рабанит, чтобы он пошел и сказал лехаим за здоровье Ребе. И что самое удивительное рабанит Хая-Мушка позвонила в приемную и попросила у секретарей не нагружать сегодня Ребе, потому что он себя не очень хорошо чувствует. Также она попросила сократить «акафот» вечером.
Раздача «леках» продолжалась несколько часов. После этого помолились дневную молитву, после чего Ребе собирался ненадолго поехать домой. Когда он вышел, то увидел новый поток людей, которые хотели получить «леках». Ребе снова вернулся в сукку и раздавал пирог до тех пор, пока все не получили по кусочку, и только после этого Ребе поехал домой.
Известно, что так как было совсем немного времени, Ребе не успел дома даже перекусить; предназначенное для этого время Ребе потратил на раздачу леках после молитвы Минха. Через некоторое время, перед началом праздника Ребе вернулся в 770.
В ту ночь Шмини-Ацерет, строки «Ата орейта» перед акафот были прочитаны очень быстро (так как рассказывают, что перед началом чтения Ребе попросил сократить продолжительность акафот). Произнесение всех строк по три раза заняло всего полчаса. Во время пения нигунов, в перерывах между тремя циклами произнесения строк, заметили некоторую усталость Ребе, несмотря на радость, которой светилось его святое лицо и его бурное хлопание в ладоши.
Первую акафу Ребе танцевал вместе с р. Шмарьяу Гурарием и в этот раз с большим чем всегда воодушевлением. Ведь акафот в Шмини-Ацерет это продолжение «симхат бейт а-шоэва». «Севен Севенти» был забит до отказа, тысячи хасидов радостно танцевали. Первые акафот продолжались довольно долго с песнями и танцами.
Во время третьей акафы, которую Ребе танцевал, как обычно, на предназначенном ему возвышении, заметили некоторые из хасидов, что лицо Ребе бледнее обычного, и — что вообще было необычно — как Ребе вытирает платком пот со своего лица. Но большая часть хасидов до сих пор не заметила никакой перемены, и радость в 770 все увеличивалась. Но сразу после этого, во время четвертой акафы, когда начали петь: «Аль а-села ах» и Ребе повернулся к хасидам, хлопая в ладоши, дрожь охватила всех собравшихся. Святое лицо Ребе было белое, как мел, а когда он хлопал, ладони едва касались друг друга.
Это зрелище продолжалось недолго. Через некоторое время Ребе снова отвернулся от общины, оперся на стендер, и, обратившись к своему секретарю раву Гронеру, попросил принести ему стул.
Во время акафы Ребе сидел на стуле, закрыв глаза — сердца всех собравшихся на мгновение замерли. Все были потрясены. Через минуту началась бурная паника, послышались крики: «Воды! Мало воздуха! Отойдите от возвышения!» — со всех сторон огромной синагоги слышались душераздирающие рыдания...
Пораженные, обеспокоенные, не знающие что происходит, стояли хасиды: только пять минут назад здесь была большая радость, все видели, как Ребе стоит на возвышении и хлопает в ладоши. А что случилось теперь?!
Вдруг, без всякого предварительного указания, начали все присутствующие выходить из синагоги, чтобы Ребе было чем дышать. Не прошло несколько минут, и огромная синагога опустела. Только в некоторых местах еще осталось несколько десятков хасидов. Двери были распахнуты настежь, чтобы дать прохладному и свежему воздуху войти внутрь.
Снаружи все стояли ошеломленные, находящиеся в смятении чувств, не зная, что происходит внутри. Один из присутствующих рассказывал: Каждый стеснялся посмотреть в лицо другому и заговорить об ужасном зрелище. Все чувствовали себя виноватыми в том, что произошло и происходило внутри.
Ребе попросили, чтобы он поднялся в комнату немного отдохнуть, но Ребе не послушался этого совета и сказал продолжать акафот и закончить их побыстрее.
Тем временем к Ребе поспешил рав Лейбл Быстрицкий с кислородным прибором в руках. Когда Ребе увидел это, он улыбнулся... и сел, не обращая внимания на то, что творится вокруг. Многие кричали срочно принести воды, чтобы дать Ребе что-то попить, но Ребе был против этого и сказал, что не будет пить вне сукки! Даже когда его секретарь, рав Биньямин Клайн, попросил Ребе несколько раз, чтобы он попил воды, Ребе не согласился.
Две-три минуты Ребе сидел на стуле, а потом встал на ноги и продолжил акафот. В это время синагога была почти пуста, меньше чем сто человек находились в ней: одинокие любопытные и врачи, которые до сих пор не понимали, что происходит.
Выяснилось, что Ребе хочет, чтобы продолжили проведение акафот как положено, и до тех пор, как это не будет сделано, Ребе не выйдет их синагоги. Продолжили акафот. И во время пятой акафы Ребе слегка наклонил голову, а после этого сел на стул.
Шестую акафу проводили в тишине. Чтобы не вынуждать Ребе вставать не пели и не танцевали.
Когда пришло время седьмой и последней акафы которую Ребе по обыкновению проводил в специальном круге в центре синагоги, то посоветовали Ребе сделать это на этот раз на биме, чтобы избежать лишнего напряжения. Но Ребе не послушался этого совета, взял в руки свиток Торы и пошел по направлению к биме акафот, расположенной в центре синагоги.
Позднее, когда врачи установили, что Ребе был тогда посередине сердечного приступа, были поражены тому, что Ребе продолжал акафот, сказав, что такое не возможно по законам природы.
Когда Ребе начал идти, он сначала оглянулся, чтобы посмотреть идет ли с ним его шурин РАШАГ, как обычно. Рашаг немедленно начал шагать за Ребе, и хасиды попросили его позаботится его о том, чтобы танец был как можно короче.
Во время того, как Ребе шел к центру синагоги, были такие, которые хотели поцеловать свиток Торы Ребе, но рав Гронер, который шел перед Ребе увидел это и преградил желающим дорогу, чтобы ускорить окончание акафот.
Когда Ребе дошел до возвышения акафот, вся община запела «Нигун акафот», и Ребе, как обычно начал танцевать с РАШАГом. Этот танец был медленный и короткий, в то время как лицо Ребе было белым как мел. РАШАГ, который понял ситуацию, прекратил танец сразу же после нескольких кругов. Ребе улыбнулся ему, как бы спрашивая, зачем тот прекратил танцевать.
В конце акафот внесли свитки Торы обратно в Арон а-Кодеш, и Ребе вернулся на свое место, сказали Алейну, Кадиш и после этого Ребе провозгласил как обычно (только на этот раз провозглашение было немного более слабое): «Гут йом-тов» три раза. Во время произнесения делал Ребе движения обеими руками, когда все его тело сильно покачивалось.
Когда Ребе вышел из синагоги и поднялся к себе в комнату, сразу же все вышли наружу и закрыли все двери. Теперь начали секретари совещаться о ситуации, потому что они были поражены и ошеломлены не меньше других.
Так без малейшего понятия о том, что происходит внутри, стояли все у входа в «770». Некоторые не хотели расставаться с радостью и продолжали танцевать на улице, а другие стояли здесь и там и плакали. Ужасное зрелище.
Тем временем, когда Ребе зашел к себе в комнату, он держался за стену, и секретарь рав Ходоков, который вошел вместе с ним, был поражен, увидев это. Ребе в свою очередь сказал ему идти в приемную. Ребе закрыл дверь, и находился внутри несколько минут.
Ребе не открывал дверь никому, а когда наконец открыл, сказал, что это ничего страшного, и что это от повышенного напряжения, потому что он целый день не ел и стоял на ногах, и это всего лишь усталость.
Позвали рабанит Хая-Мушку из дому срочно прийти к Ребе. Рабанит пришла и вошла прямо к Ребе через центральный вход «770».
Тем временем всем, кто стоял у входа в «770», сказали перейти на противоположную сторону и стоять подальше, чтобы не мешать Ребе отдыхать. Все послушались этого указания, и никто не приближался к «770». Все старики и молодые, стояли там, и напряжение все усиливалось.
Страх охватил всех, когда они увидели машину скорой помощи, которая остановилась возле «770» и все увидели бегущих туда и обратно врачей. И когда все увидели, что выносят носилки из машины в дом, у всех мурашки побежали по коже. Многие начали плакать, еще не зная, что случилось... но через несколько минут вышел рав Быстрицкий и успокоил плачущих. «Носилки, — рассказал он, — внесли в дом для мальчика, который поранился когда бежал в панике». Это немного успокоило собравшихся, но все еще были ошеломлены и поражены.
Ребе вышел из комнаты и вошел в сукку, одетый в сюртук. Рабанит, РАШАГ, врачи и секретарь вошли за ним. Прежде всего, они попросили, чтобы Ребе попробовал что-нибудь еще в комнате, но Ребе отказался, сказав, что не хочет есть перед кидушем и вне сукки.
Ребе сел в сукке и слегка облокотил голову на руку. Ему принесли вино и виноградный сок для кидуша и еду для праздничной трапезы. Среди блюд, которые принесли Ребе на этот раз было много сахара, так как по мнению врачей, у Ребе в крови не хватало сахара.
Ребе согласился делать кидуш только на вино, сказав, что кидуш делают только на вино, а не на виноградный сок.
После кидуша Ребе съел немного лекаха, а после этого помыл руки на хлеб, произнес благословение и съел кусочек халы, перед этим макнув ее в соль, которая стояла на столе. Ребе попросил принести ему кусочек мяса в честь праздника, попробовал кое-что и благословил «биркат а-мазон».
Ребе немного посидел в сукке, в это время немного улучшилось его самочувствие, а после трапезы даже вернулся нормальный цвет лица. Врачи тоже заметили улучшение, потому что вначале был у Ребе слишком низкий пульс, а во время отдыха в сукке он сильно поднялся.
В это время из сукки Ребе вышел рав Яаков-Йеуда Гехт и сообщил присутствующим, что еще немного и Ребе отправится домой, как обычно, и что Ребе немного нуждается в отдыхе, а завтра с Божьей помощью все будет в порядке.
После этого Ребе вышел из сукки и вошел в свою комнату. В это время были некоторые, которые успокоились и отправились домой справлять праздничную трапезу, но большинство осталось стоять снаружи, затаив дыхание, смотреть на Ребе, выходящего из сукки и идущего в свою комнату.
Когда Ребе вышел его лицо немного пожелтело, и на нем можно было увидеть радость. Он даже обратился ко всем стоящим, сделав рукой движение, похожее на поддержку песни. А когда Ребе дошел до ступенек перед входом снова повернулся в сторону собравшихся и показал рукой, чтобы начинали петь.
После того, как Ребе вошел, его лицо снова побелело как мел, как видно от дополнительных усилий, когда он снаружи поддерживал песню движениями руки. Тем временем, пока Ребе был в сукке, внесли в комнату кровать из дома Ребе РАЯЦа (это не была кровать Ребе РАЯЦа, потому что Ребе не согласился на это).
Ребе открыл дверь своей комнаты и попросил передать всем собравшимся, что он не пойдет домой (рассказывают, что Ребе хотел пойти домой, но рабанит посчитала, что ему лучше остаться в 770); рав Лейб Гронер вышел к собравшимся хасидам и передал им слова Ребе. После этого секретари распространили сообщение от имени Ребе, что те, кто уже участвовали в акафот пусть идут домой и делают праздничную трапезу, а те, кто до сих пор еще не делали, — пусть войдут в синагогу и с радостью проведут там акафот. Община, которая услышала это, вошла в синагогу, и вскоре там зазвучало пение, но вместе с тем были страх и отчаянье в сердце.
Хасиды начали расходиться из «770», потому что просьба Ребе касалась всех, и отправились домой на праздничную трапезу, но после того, как что-то съели без всякого аппетита, многие из них спешили вернуться в «770», чтобы узнать, как дела у Ребе, и что с ним будет.
Когда толпа приблизилась к «770», сказали охранники стоять на расстоянии, чтобы не поднимать лишнего шума. Стрелки часов показывали уже 2 часа ночи, но никто не обращал на это внимания.
Тем временем, после того, как Ребе вошел в комнату, приблизительно в час ночи сказал Ребе в первый раз, что у него были боли в сердце. Ребе согласился на то, что придут к нему еще врачи-специалисты для проверок. Он сказал, что согласен поговорить с ними при условии, что не раскроют результаты никому ни его близким, ни их родственникам, ни детям. Сразу секретари вызвали четверых кардиологов, самых лучших специалистов Нью-Йорка посреди ночи поспешили специалисты в «770», неся с собой всевозможные инструменты.
Четверо врачей основательно обследовали Ребе. Во время проверки Ребе с ними разговаривал, и они были поражены глубокими знаниями Ребе, касающимися темы сердце, они были ошеломлены тем, что Ребе знает все о сердечной деятельности.
После этих проверок у врачей не оставалось сомнений: Ребе перенес очень сильный сердечный приступ. Положение серьезное. «Кстати, — спросил один из врачей, — Ребе не стонал от болей?» «Нет», — ответил секретарь. «Что это значит? — поразился врач. — Разве Ребе не вздыхал от боли, разве не показывал страданий?» «Ребе только сидел на стуле, — ответил секретарь. — Никакого звука не было слышно из уст Ребе. Никакой жалобы. Даже вздоха. Он даже продолжал акафот как обычно».
Врач не поверил услышанному. «Вы должны знать, — объяснил врач секретарю, — что Ребе терпел невыносимые боли. Эти боли сильнее, чем может выдержать человек. Я практикую уже десятки лет, и никогда не встречал человека, который в такой форме реагировал бы на такие боли. Я не могу понять этого — никогда раньше я не встречал такого».
Врачи решили сразу же сделать Ребе укол против болей. Один из врачей обратился к Ребе и спросил: сделать ли вам обезболивающий укол? «Нет, — ответил Ребе, нет никакой необходимости». Один из хасидов, который был там, сказал врачу раздраженно: «Разве непонятно вам, что если вы спрашиваете в такой форме, то ответ Ребе будет отрицательным. Ведь сегодня праздник, а согласно еврейскому закону, делать прививки можно только по указанию врача!» Врач понял и снова обратился к Ребе: «Как врач я постановляю Ребе согласиться на укол. Этот укол сможет остановить боли, подвергающие опасности жизнь Ребе». Ребе сразу же согласился. После укола Ребе отдохнул совсем немного, что очень удивило врачей.
Тем временем врачи посовещались и пришли к выводу, что Ребе необходимо срочно отправиться в отделение реанимации в один из медицинских центров Нью-Йорка, потому что состояние Ребе серьезное, и он нуждается в подходящем оборудовании и в постоянном присмотре врачей.
Голос Ребе был очень слабым, но твердым: «Я никуда не поеду отсюда. Я остаюсь здесь». Ребе сказал врачам, что его решение окончательно — он остается в комнате. «Что делает человек, который находится в месте, где нет лечебниц? — спросил Ребе у одного из врачей и попросил дать ему отдохнуть этой ночью, а на завтра он будет в порядке.
Один из врачей спросил Ребе, чтобы он ответил хасиду, если бы тот был в таком положении, и спрашивал, стоит ли ему отправляться в лечебницу, Ребе ответил, что он не обязан отвечать на всякие «а если произойдет...»
Снова пытались попросить у рабанит, чтобы она попросила Ребе отправиться в медицинский центр, но она ответила: «Он сам знает, что делать».
Когда врачи увидели, что никто не переубедит Ребе, один из них сказал Ребе: «Если Ребе не согласен на госпитализацию, мы уезжаем и перекладываем на вас всю ответственность. Мы врачи-специалисты, имеющие опыт и мы говорим, что есть здесь опасность для жизни. Если Ребе не согласен отправляться в медицинский центр, мы не можем быть ответственны за его жизнь».
И так как они видели, что создалась серьезная ситуация, то поспешили к секретарям вместе с несколькими хасидами, чтобы принести оборудование из медицинского еврейского центра в Бруклине. Перед этим один из врачей обратился к Ребе и попросил его согласия на то, что принесут необходимое оборудование в комнату Ребе. Ребе согласился, и в комнату тотчас же принесли все необходимое.
Один из врачей центра помог в выборе оборудования, и очень скоро комната Ребе превратилась в палату реанимации, полностью напичканную различным оборудованием. Тот же врач подключил Ребе к приборам наблюдения.
Ни хасиды, ни врачи не знали, что делать дальше. И уже под утро пришла в голову секретарю идея: «Доктор Вайс! Доктор Вайс из Чикаго! Он поможет!»
Доктор Вайс был кардиологом, человеком, приближенным к ХАБАДу, и даже раз бывшим у Ребе. Несмотря на то, что он был молод, он уже был известен как талантливый и перспективный специалист. Чтобы не терять ни минуты, секретарь тут же позвонил доктору Вайсу. Врач, немного испуганный телефонным звонком ранним утром праздничного дня, узнав в чем дело, пообещал, что сядет на первый самолет, отправляющийся в Нью-Йорк.
Тем временем кто-то вышел из 770 и сказал всем собравшимся читать Псалмы. В 6 часов утра отправилась группа хасидов и учащихся йешивы, всего 16 человек, помолиться и прочесть Псалмы на могиле Ребе РАЯЦа. В каждом месте, в каждой стране, везде, где становилось известно о состоянии здоровья Ребе, все просили у Всевышнего скорого выздоровления Ребе. В Израиле стало об этом известно очень быстро, и многие начали молиться за Ребе на святых местах, многие молились у Стены Плача за полное выздоровление Ребе.
Несмотря на то, что многие уговаривали Ребе согласиться отправиться в медицинский центр, Ребе был против.
В десять часов утра собрался миньян старейшин хасидов возле комнат на молитву Шахарит и на чтение Торы. Молились в комнате, предназначенной для йехидут, а Тору читали в комнате, в которой находился Ребе. Во время чтения Торы Ребе лежал, но когда его вызвали на «мафтир», Ребе собрал силы, сел, поцеловал свиток Торы, и благословил. После чтения, Ребе громко прочитал афтару, так что ее могли услышать даже те, кто стояли снаружи.
Тысячи хасидов, которые собрались для молитвы в синагоге «770» обсуждали произошедшее. Многие уже знали от врачей, что Ребе перенес сильный сердечный приступ. Посередине молитвы кто-то спустился с хорошей новостью: врачи говорят, что состояние здоровья Ребе улучшается. Ребе выздоровеет с Божьей помощью.
После молитвы Ребе начал петь «Весамахта» , и сказал, чтобы каждый из присутствующих прошел возле Ребе сказать: «Гут йом тов». Ребе каждому говорил: «Гут йом тов», а некоторым добавлял: «Яшар коах». Когда мимо Ребе проходил рав Шмарьяу Гурарье, Ребе сказал ему, чтобы он поговорил с руководителями синагоги про подробности продажи заповедей в шаббат «Берейшит». Этот факт поднял всем настроение.
Прошло несколько часов, и появился доктор Вайс, который привез с собой некоторые наиболее современные приборы.
До прибытия в 770 доктор Вайс был опечален, ведь до этого ему приходилось лечить, и довольно успешно, пациентов, которых посылал к нему Ребе и которым давал благословение на выздоровление, а теперь ему придется лечить самого Ребе. Но когда доктор Вайс вошел к Ребе в комнату, выражение его лица изменилось. Ребе обратился к нему с просьбой, чтобы тот лечил его, как обычного пациента. Доктор Вайс исследовал Ребе и сказал: «Трудно лечить так тяжело больного но возможно». Он продолжил: «Я не большой врач, но я знаю, что такое Ребе, и я знаю, как лечить Ребе». И поэтому я надеюсь, что с Божьей помощью смогу вылечить Ребе. Я останусь здесь до тех пор, пока Ребе будет полностью здоров, а так обязательно будет».
С тех пор, что доктор Вайс зашел к Ребе в комнату, положение начало улучшаться. Любые анализы и проверки, которые делали, — их результаты сразу же показывали Ребе, и он говорил, что делать. «Все, что Ребе говорит так оно и есть», — поражались врачи. Ребе сказал врачам, что каждый раз, когда у него были боли, он сам себя лечил, и боль проходила. Ребе даже открыл врачам, что он знал, что у него был сердечный приступ, но не хотел говорить об этом.
Все врачи были поражены, ведь по всем признакам Ребе перенес тяжелейший сердечный приступ во время акафот, и несмотря на это, отправился Ребе на седьмую акафу, вернулся на возвышение, и даже поднялся в комнату по ступенькам, и, кроме того, у Ребе были еще силы есть в сукке.
Один из врачей рассказал, что читал в книге, что король никогда не падает перед своими подданными, сохраняя свою честь. «И также Ребе, — сказал он, — не упал в синагоге во время акафот, потому что Ребе похож на короля!»
После молитвы сказали, что Ребе передал всем, чтобы они не забыли повеселить евреев в других синагогах, и кроме того Ребе сказал: Если они хотят улучшить мое здоровье пусть идут веселиться!
Вечером вошли к Ребе рав Казарновски и рав Гронер, чтобы пожелать Ребе полного выздоровления, и слезы потекли у них из глаз. Ребе ответил на это: «Это полная противоположность радости праздника — вы хотите, чтобы у меня прибавилось здоровья так это возможно именно посредством увеличения радости. Плач это против моего желания!»
В тот день Ребе дал раву Казарновскому 2 бутылки водки, для того, чтобы тот разделил их между присутствующими на хасидском собрании, который будет вечером перед акафот Ребе выразил надежду, что на собрании будет достаточно слов Торы и достаточно радости. В девять часов вечера перед акафот собралось много хасидов на собрание. Стул Ребе стоял на месте, как и обычно...
В канун Симхат-Тора Ребе спросил, ходили ли в синагоги веселить других евреев, и получив положительный ответ, спросил, что происходит внизу, в синагоге 770. Рав Гронер ответил, что в 9 начался итваадут.
Хасидское собрание и акафот прошли в такой радости, что песни и танцы были слышны даже наверху. В час-два ночи пришел миньян к комнате Ребе помолиться «маарив» и провести акафот, и Ребе сидел в кровати со свитком Торы в руках.
На следующий день все повторилось и молитвы, и чтение Торы, и «итваадут» вечером. Ребе передал даже раву Гронеру основные понятия беседы, которую Ребе попросил его повторить на «итваадуте».
В одиннадцать часов вечера принес рав Гронер стакан Ребе, в котором было немного вина и бутылку, с которой Ребе брал вино на авдалу, и сказал, что Ребе послал это вино на «кос шель браха». Помолились молитву маарив и рав Гронер открыл всем радостную новость: Ребе скажет беседу в своей комнате, и все смогут услышать ее по микрофону, находясь внизу в синагоге.
Радость хасидов не знала границ. Радостная песня «нигун акафот» Ребе — спонтанно началась и поддержалась тысячами голосов. Все были еще испуганы и потрясены событием, которое случилось 48 часов назад, и вот уже хорошая новость. Хасиды не верили своим ушам. Прошло только 48 часов с тех пор, как Ребе перенес сердечный приступ, и вот беседа!
В полночь Ребе начал беседу, в которой раскрывался аспект радости Торы, а в завершении беседы излил Ребе поток благословений, и иногда его голос прерывался в рыданиях... и после беседы Ребе еще некоторое время плакал. Когда врачи спросили его, о чем он рассказывал в беседе и о чем во время, когда плакал, сказал Ребе, что благословил хасидов, и что говорил про Мошиаха...
Трудно подобрать слова, чтобы описать бурю чувств, переполняющих хасидов. Радость? Поднятие настроения? И с другой стороны, разве мог кто-то из врачей объяснить то медицинское чудо, которое произошло. Позже стало известно, что врачи разрешили Ребе говорить 5 минут, а беседа продолжалась 25 минут!
После беседы Ребе поблагодарил врача за то, что его не прервал посередине, и дал ему говорить больше, чем предполагал. А что касается здоровья, то врачи отметили, что беседа не повлияла отрицательно на сердце, а в целом состояние Ребе даже улучшилось.
Ребе попросил, чтобы ему принесли почту, полученную за эти дни. За два дня праздника накопилось много писем. Ребе был еще слаб после перенесенного, но ведь евреи с нетерпением ждут ответа на свои вопросы и просьбы. Врач советовал Ребе подождать с письмами и отдохнуть две недели, на что Ребе ему ответил, что за две недели скопятся еще больше писем и тогда работа будет намного труднее. Тогда врач предложил, чтобы секретарь просмотрел письма и составил Ребе отчет просьб. Ребе ответил, что если человек обращается к врачу и ему нужна помощь, то не будет же его врач отсылать к другому врачу, чтобы тот составил отчет его симптомов, а займется этим сам.
Утром в четверг 24 Тишрея сообщили секретари от имени Ребе, что надо продолжать писать письма, как и раньше, и с Божьей помощью состояние улучшится. Кроме того, для хасидов и врачей Ребе приготовил еще один сюрприз: Ребе сказал секретарю раву Гронеру сообщить, что вечером состоится йехидут для гостей, которые приехали на праздник. Сначала врачи были против этого, но после дополнительных исследований, которые показали, что здоровье Ребе улучшается, согласились и на это.
Вечером состоялся йехидут для гостей, которые собирались уезжать в воскресенье. Ребе сидел в кресле, и вокруг него было множество работающих датчиков, а гости проходили мимо Ребе один за другим, и каждый передавал Ребе записку. Ребе не читал ее (как то было принято на йехидут), а отвечал всем одинаковым благословением: «Хорошей поездки, удачного года, как в материальном, так и в духовном, в духовном и материальном вместе, и Яаков пошел своей дорогой во всех аспектах». Многие из проходящих не могли удержаться, чтобы не заплакать.
В те дни, в канун субботы «Берейшит» была издана беседа и маамар, которые Ребе сказал на исходе Симхат-Тора. В тот же день получил «партизан» р. Зуша Вилимовский ответ Ребе на его письмо, в котором также упоминалось, что несомненно проведется итваадут.
В шаббат «Берейшит» был итваадут, а на исходе субботы снова Ребе говорил сиху и маамар из своей комнаты, и его слова транслировались в синагогу и по всему миру.
В воскресенье, 27 Тишрея, снова состоялся йехидут для гостей, которые остались. Каждый прошел возле Ребе, дал Ребе записку, и Ребе вложил ее в специальную коробку, которая стояла возле него. После этого Ребе давал проходящему доллар на цдаку, и желал: «Удачного года в материальном и в духовном».
Рассказывают, что старейшины хасидов зашли к Ребе и попросили, чтобы Ребе не утруждал себя работой, как принятие людей на йехидут, на что Ребе ответил: «Привести Мошиаха еще труднее!»
Ребе спросил у врача, сможет ли он поехать в канун рош-ходеша (Хешван) на могилу Ребе РАЯЦа, как обычно, и пробыть там как минимум полчаса. «Ты хасид?, — спросил Ребе у доктора Вайса. — Хасид должен подчиняться».
В канун рош-ходеш врач спросил Ребе, как он себя чувствует сегодня физически. Ребе ответил, что физически он себя чувствует хорошо, а вот духовно не очень хорошо, может потому что действительно не поехал в тот день на могилу Ребе РАЯЦа, как обычно. Врач сказал, что Ребе должен беречь свое здоровье, потому что в 25 процентах случаев сердечный приступ может повторяться. Ребе продолжал относиться к этому со свойственным ему оптимизмом. «Ребе слышал, что я сказал», — спросил врач. «Да, — ответил Ребе, — даже если я не буду беречь свое здоровье, есть 75 процентов вероятности, что приступ не повторится!»
Весь период выздоровления Ребе доктор Вайс был возле него. День и ночь он не выходил из комнаты. Срочные телефонные звонки доносились из Чикаго, требуя, чтобы доктор вернулся в Чикаго, потому что клиника переполнена. Но доктор Вайс отменил все планы, все встречи, и все свои лекции. «Я не сдвинусь с места, пока Ребе не выздоровеет», — был его ответ.
Его жена также просила мужа вернуться домой, но он не согласился. Когда он рассказал об этом Ребе, Ребе сказал: «Слушайся ее, потому что она хранительница дома, и так как я послушался свою жену, когда хотел поехать на могилу к Ребе РАЯЦу, а она сказала, чтоб я не ехал; я послушался ее, потому что она моя хранительница дома, и я с ней согласился».
Послушавшись указания Ребе доктор Вайс вернулся домой, а его заменил доктор Резник, который также удостоился особого приближения к Ребе.
Во второй день рош-ходеш, в дневные часы Ребе передал, чтобы в маленьком зале внизу сделали все возможное, чтобы ученики могли учить Тору, и чтобы открыли двери зала, чтобы Ребе мог слышать слова Торы. Срочно была выбрана группа парней, которые начали там учить Тору. Когда врачи спросили Ребе, не мешает ли ему шум, Ребе ответил: «Голос Торы не мешает!»
Множество евреев не прекращали молиться все то время за быстрое и полное выздоровление Ребе. Хасиды ездили каждое утро на могилу Ребе РАЯЦа говорить Псалмы, и со всего мира к Ребе приходили письма с пожеланиями скорейшего выздоровления. Ребе отвечал им особенным письмом.
На протяжение нескольких недель оставался Ребе в своей комнате в 770 и продолжал свою святую работу. Беседы и маамары транслировались из комнаты Ребе после окончания каждой субботы, и вскоре издавались. Через пять недель которые также прошли, наполненные энергией, вернулся Ребе к привычному образу работы.
В третий месяц (зимы) в месяц Кислев, в первый день месяца, вышел Ребе из своей комнаты, и в первый раз с той ночи, — поехал домой. Огромное количество хасидов и учащихся йешивы собралось у входа в «770», и в полвосьмого вечера, в рош-ходеш появился Ребе в проеме входной двери «770»... Совершенно спонтанно все начали петь, а Ребе подбадривал их движениями руки... и так поехал домой. И у евреев был свет и радость и веселье...
Очень быстро распространилась новость по всему миру, хасидские сердца наполнились радостью и все пожелали друг другу лехаим.
И если так во всем мире, то тем более на расстоянии 4 локтей от Ребе, на протяжении долгих часов танцевали все собравшиеся в радости, когда все заботились восполнить радость Шмини-Ацерет и Симхат-Тора, и спиртное, конечно, лилось, как вода. И было видно насколько велика любовь хасидов к Ребе.
Состояние здоровья Ребе все улучшалось, и в праздник Освобождения 19 Кислева проводил Ребе итваадут с хасидами долгие часы. Позднее рассказал доктор Вайс, какое чудесное открытие он сделал на этом итваадуте. «Ребе постоянно был подсоединен к аппарату, показывающему работу сердца, который находился в комнате Ребе. Во время итваадута я вдруг заметил, что прибор показывает остановку деятельности сердца! Нет нужды объяснять в каком я был шоке. Я сразу же побежал вниз в синагогу, и вдруг я вижу и слышу Ребе говорящим! Я не понял, что тут происходит. Когда Ребе закончил говорить, я заметил, что все снова начало действовать. Выяснилось, что в то время, когда сердце перестало функционировать, Ребе говорил маамар — слова Б-га живого! И случилось чудо!»
На Хануку было несколько святых бесед, и после них Ребе разделил цдаку на всех присутствующих. Во второй день Хануки, когда Ребе раздавал доллары, и кто-то хотел остановить очередь, чтобы не утруждать Ребе, — Ребе отнесся к этому со всей серьезностью, и даже намекнул секретарям, чтобы они не мешали.
В один из дней Хануки, когда стали петь: «Анерот алалу» и дошли до слов: «аль нисеха», поддержал Ребе пение движением руки, и после этого намекнул, чтобы все присутствующие пустились в веселый танец. После этого, на обратной дороге в комнату начал Ребе вдруг сам петь: «Аль нисеха...», и вместе с тем поддерживать пение движениями руки в сторону собравшихся.
В рош-ходеш Тевет состоялся особенный праздник для детей, и Ребе рассказал им беседу. Назавтра, в «зот ханука» вошел рав Яаков-Йеуда Гехт, который руководил детским праздником, — к Ребе, и Ребе поблагодарил его за праздник, и сказал, что это доставило ему много удовольствия.
И вот, только в 3:15 перед молитвой минха стало известно, что состоится итваадут и желательно помыть руки на хлеб. После молитвы минха вошел Ребе в синагогу и начал итваадут. Вначале Ребе сказал, что хочет, чтобы все помыли руки на хлеб, и каждый кто так сделает, удостоится благословения «кос шель браха», и это благословение распространят также и на тех, кто не помоет руки.
Итваадут длился примерно час двадцать минут. Ребе рассказывал маамар В одной из бесед Ребе объяснял связь между «зот ханука» и Шмини Ацерет, что оба на восьмой и на последний день праздника.
После «биркат а-мазон» началось распределение «кос шель браха» с места, где сидел Ребе. А после раздачи Ребе сказал: так как это уже после того, как село солнце дня «зот ханука» — пусть именно сейчас начнут прибавлять в «нер мицва веТора ор» в самом лучшем виде, и с большой удачей до прихода праведного Мошиаха, который придет и Освободит нас и пойдем в нашу страну, также и после этого.
