Эта фотография вызвала бурю возмущения в про-арабской блогосфере. Часто посещаемый палестинский блог, первым разместивший эту фотографию, вызвал такую волну посетителей, что пришлось переместить фото на отдельный сервер. Много людей, включая и моих знакомых, вывесили у себя эту фотографию и выразили своё личное возмущение по её поводу. Ливанские дети умирают, а они радуются!
Расскажу вам об истории, стоящей за этой фотографией.
Я братилась к Шелли Паз, репортёру газеты Йедиот Ахронот, которая присутствовала при съёмке обсуждаемого события; та сразу же согласилась рассказать, как было дело. Она была шокирована тем, как было интерпретировано содержание фотографии, и до какой степени это толкование искажает существо события.
Маленькие девочки, запечатлённые в тот момент, когда они надписывают маркерами танковые ракеты, – жительницы Кирьят-Шмоны, расположенной на самой границе с Ливаном. И когда я говорю «на самой границе», я не шучу: расстояние между их городом и южным Ливаном меньше по размеру, чем между садиками в соседних домах американских пригородов.
Без шуток – насколько близко?
Широко известна история, ещё с тех времён, когда израильская армия оккупировала южный Ливан: группа солдат, размещённых в Ливане, заказывала по мобильнику пиццу в Кирьят-Шмоне, с доставкой к забору, отделявшему Ливан от Израиля.
Ну ладно.
Кирьят-Шмона находилась под непрекращающимися бомбардировками со стороны южного Ливана с самого начала конфликта. Это был город призраков, рассказывает Шелли. На улицах не осталось ни одного прохожего, все лавки и учреждения были закрыты. Те жители, у которых были друзья или родственники, жившие за зоной обстрела, и те, у кого были средства, покинули город, и в нём остались лишь те, у кого не было ни денег, ни связей, позволявших сбежать из города. Из города, на который без перерыва, днём и ночью, падали ракеты. Грохот взрывов был ужасающим, снаружи за дверями убежищ умирали люди, дети были напуганы до неописуемого предела, они только знали от взрослых, что за каждым взрывом находится человек по имени Насралла, из-за которого они загнаны навсегда в подвалы.
В тот день, когда было сделано фото, девочки впервые за пять дней вылезли из бомбоубежища. Свежие части Цахала только что прибыли в город и готовили танковые снаряды для ответа тем, кто окопался с той стороны границы. Новоприбывшие подразделения привлекли внимание двенадцати фотожурналистов – иностранных и своих, израильских. И девочки вместе с семьями, вылезшими на свет божий из бомбоубежища, собрались поглядеть на необычное развлечение для захолустного городка – иностранных журналистов. Девочки впервые за пять дней глотнули свежего воздуха на улице и обрадовавшись возможности поговорить с новыми людьми, стали крутиться возле фотожурналистов.
Кто-то из родителей написал несколько слов на иврите и по-английски на снарядах, предназначенных для Насраллы. Им захотелось написать «Насралле с любовью» — послание человеку, имя которого было для всех в городке воплощением дьявольского ужаса; написать человеку, который с экранов телевизоров издевательски обещал израильтянам, что он готовит для них ещё больше ракет. И что он счастлив тем, что израильские дети страдают.
Вокруг надписей столпились фотографы. Все двенадцать. Вы знаете, как это много – двенадцать фотографов? Это очень много. И они все лезли одновременно снимать надписи, со своими телеобъективами, безостановочно щёлкая камерами. Тогда родители вручили маркеры детям, и они нарисовали на снарядах израильские флаги. Фотографам нужны были сильно-действующие кадры – а что может быть сильнее изображения маленьких девочек, резко контрастирующих с наглядным уродством войны!
Шелли несколько раз подчеркнула, что никто из родителей или детей ни разу не выразил ненависти к ливанцам. И никто не выразил радости по поводу того, что ливанцы тоже умирают в этой войне – так же, как гибнут израильтяне. Их послание было – Насралле. Происшедшее было случайным актом, а не задумано заранее в результате серьёзных размышлений, когда участники могли бы философствовать: «Постой, снаряды равнозначны смерти для человеческих существ». Они думали: эти снаряды остановят ракеты, падающие на мой дом. Эти танковые снаряды остановят человека в тюрбане, который продолжает угрожать убить нас всех.
Кроме того, никто из девочек не видел изображений убитых – ни убитых израильтян, ни убитых по ту стороны границы. Израильское телевидение не показывает убитых, и газеты никогда не печатают снимки мёртвых людей. Даже когда каждую неделю, месяц за месяцом, в Израиле происходят акты бомбовиков-самоубийц, ни одно из израильских средств информации не даёт читателям образы изуродованных тел. Это считается табу. Здесь не показывают изувеченные тела, из которых хлещет кровь, с кишками, свисающими из разорванных животов, потому что это принесло бы новые страданья семьям погибших, и потому, что детей преследовали бы кошмары. В Израиле считается дурным вкусом использовать человеческие страдания в пропагандистских целях.
Дети видели репортажи о разрушенных зданиях и повреждённой инфраструктуре, но никогда не видели человеческой цены войны. Им бесконечно повторяли, что Цахал уничтожает построенные Хизбаллой укрепления – той самой Хизбаллой, которая обстреливает их город и угрожает их жизням. Сколько из знакомых вам детей смогли бы сами по себе соединить в сознании танковые снаряды с видом убитых людей? Сколько вообще людей, даже не детского возраста, могут отстраниться от собственных страданий и эмоционального стресса и сконцентрироваться на страданиях противной стороны? Подозреваю, что очень немного.
Ну что ж, возможно родители девочек поступили не самым мудрым образом, когда они подтолкнули девочек порисовать на танковых снарядах. Они выбрали такой способ выпустить пар – после дней и дней – изолированных, запуганных, озлоблённых дней в бомбоубежище. Иногда люди, находящиеся под эмоциональным стрессом, совершают необдуманные поступки. Особенно когда им не понятно, как детские, ничего не значащие жесты будут истолкованы окружающим миром.
В течение последних двух дней я всё время размышляю об этой фотографии и о поднятой ими буре. Я беспокоюсь о климате ненависти, который может последовать, когда некоторые посмотрят на снимок и автоматически представят себе самое худшее – а потом используют фотографию чтобы дегуманизировать этих людей как тех, которыми можно и пожертвовать. Я гадаю, почему так многие получают очевидное наслаждение от того, что теперь вот можно поверить, будто маленькие израильские девочки с маркерами в руках – нет, не с оружием, всего лишь с маркерами – являются злом, и порождены обществом, которое само по себе является злом. И я задаюсь вопросом: а что бы сказали эти люди, если бы им дали фотографию палестинского ребёнка, с зелёной головной повязкой и в игрушечном наряде бомбовика-самоубийцы, которого гордый отец вынес на демонстрацию Хамаса, – они что, заключили бы, что все палестинцы – нет, все арабы! – представляют собой зло?
И я гадаю – отчего так трудно некоторым подумать немножко о том, как телевизионные новости и фотожурналисты манипулируют нашими мыслями и нашими эмоциями.
Умеренные люди на Ближнем Востоке завязаны в войну с экстремизмом. И – поглядите, что удалось сделать манипуляторам в отношении умеренной стороны. Не сморгнув глазом, бездумно, многие из нас оказываются жертвами классического трюка «разделяй и властвуй». Мы работаем тяжело, месяц за месяцем, годами, для того, чтобы установить связи с нормальными людьми, чтобы улучшить наши сообщества, самообразовать себя и помочь другим сделать то же, чтобы проложить дорогу демократии и свободе слова... И всё это, оказывается, так легко разрушить – меньше чем за неделю. Потому что мы позволяем им!
Перевод: Артур Кальмейер
