Даниэль рос крайне антирелигиозным парнем, был настолько большим противником всего, связанного с религией, что этому поражались даже его одноклассники. В своей жизни он прошел через множество испытаний, достиг внезапной популярности в джазовой музыке, изменил весь свой духовный мир, пытаясь найти «духовность, которая принесет покой его душе». Но, как он сам говорит, Ребе שליט"א Король Мошиах вытащил его из глубин духовной нечистоты, очистил его душу и, шаг за шагом, повел его по пути истины.
Даниэль Замир родился в Петах-Тикве, там учился в государственной школе и получил «антирелигиозное образование». Его взгляды были «крайне левыми», и даже его друзья иногда были просто шокированы его «высказываниями».
«В 9 классе я отказался участвовать в годовой экскурсии, — вспоминает Даниэль, — потому что большая ее часть должна была проходить на территории Рамат а-Голан — Голанских высот. Я сказал друзьям, что это захваченные территории, и я соглашусь поехать на экскурсию только после того, как получу визу в паспорт от правительства Сирии.
Этого мнения я придерживался с упорством, достойным, возможно, лучшего применения, и был один против всего класса. В конце концов, я согласился принять участие в экскурсии, но только после того, как позвонил одному из „левых“ идеологов — Йоси Сариду, и изложил ему свою проблему. Сарид „разрешил“ мне участвовать в экскурсии, приведя в подтверждение своих слов тот факт, что и Париж и Лондон не являются нашими городами, но израильтяне все же ездят туда на экскурсии. Только тогда я согласился участвовать в этой экскурсии, да и то не с легким сердцем...»
В конце 9 класса Даниэль перешел учиться в школу искусств для одаренных детей в Тель-Авиве которая выпустила десятки людей искусства и актеров, известных во всем Израиле. Даниэль, обладающий редким музыкальным талантом, начал учиться на джазовом отделении. Всю свою силу и энергию он вкладывал в музыку и добился больших успехов. После окончания 12 класса он получил аттестат и начал играть на саксофоне и писать собственные произведения для фортепиано.
Когда Даниэль достиг призывного возраста, перед ним встала непростая дилемма. Его взгляды не позволяли служить в захватнической, по его мнению, израильской армии, кроме того, в нем горело желание пожинать плоды столь долгого и интенсивного изучения музыки. С другой стороны, семья давила на него, чтобы он шел в армию. В конце концов, так как у него не было выбора, он пошел в армию, но очень быстро его оттуда выгнали.
«После моей демобилизации из армии я организовал группу, которая называлась „Трио Дани Замира“. Эта группа выступала в ночных клубах, местах развлечений и отдыха Тель-Авива и окрестностей и становилась все более и более известной. По иронии судьбы в то время мне иногда приходилось работать с религиозной музыкальной группой под руководством Лиора Гриди. Я помню, что каждая поездка с ним — на свадьбу или на другое религиозное мероприятие, была для меня поездкой в отдаленные миры. Мне казалось, что я отрываюсь от красивого, привычного мира и попадаю в какие-то примитивные края.
Через год я пришел к выводу, что Израиль слишком мал для моих устремлений. Я собрал денег и отправился в США. Там снял квартиру в Джерси-Сити вместе с несколькими парнями и начал изучать музыку в университете „Нью-Скул“ в Манхеттене — известном университете, выпускниками которого являются многие известные музыканты. Там я создал новую группу, в состав которой вошли еврей, американец, местный негр и я. Почти каждую ночь мы выступали в темных клубах и злачных местах города. Очень быстро мы стали известными и популярными в определенных кругах.
В то время я сидел за фортепиано и писал новые произведения, но происходило что-то странное — безо всякого моего желания и намерения, произведения выходили с аутентичной еврейской мелодией. Сначала я пытался противиться этому. Чтобы продвинуть группу, я послал несколько своих произведений в фирму звукозаписи „Цадик“ под руководством мистера Зорона, местного еврея. Моя радость была просто-таки безграничной, когда, приехав домой, я услышал сообщение на автоответчике, что он хочет записать нашу музыку. Для такой молодой группы, какой была наша, это было жизненно необходимым условием дальнейшего развития. Так мы стали известными и ездили с концертами по всей Америке и Европе. Наша музыка особенно нравилась европейцам, и все чаще нас звали туда для участия в популярных фестивалях и концертах».
В тот период Даниэль почувствовал, что достиг вершины мира. Он участвовал в концертах вместе с известнейшими джазовыми музыкантами. Тот факт, что он был таким популярным и желанным, приносил ему огромное удовлетворение, но в то же время все чаще перед ним начал вставать вопрос личности и самосознания.
«Я понял, что у каждого человека есть душа, и она влияет на него, но когда начал углубляться в размышления, отогнал от себя эти мысли и вернулся к рутинной жизни...
Однажды мы решили разнообразить репертуар наших выступлений. Посреди концерта мы включали кассеты на японском языке или на каких-нибудь других странных языках, — это усиливало драматический эффект. Зрителям это очень нравилось. Мой друг-еврей спросил меня, почему бы не включить во время концерта кассету с выступлением еврейского раввина? Я согласился и отправился в магазин иудаики в Манхеттене. Там я купил такую кассету и начал включать ее на выступлениях.
В Нью-Йорке никто не догадался, что это выступление еврейского раввина, это было смешно и неплохо шло на концертах. Так было до тех пор, пока мы не приехали на фестиваль джаза в Эйлат. Там после концерта к нам подошли несколько человек с разочарованными лицами. Я не понял, чего они хотели, но решил, что когда вернусь домой, послушаю эту кассету.
Это был первый раз, когда я по-настоящему столкнулся с подлинным иудаизмом. Когда мы вернулись обратно в Манхеттен, моя заинтересованность учением о душе не давала мне покоя. После многочисленных раздумий я пришел к выводу, что у меня есть очень сильное „эго“, и я должен сломить его. Этим заинтересовался и мой сосед — нееврей, с которым мы вместе снимали квартиру.
Я брал у него книги о восточных учениях и с жадностью глотал все, что там было написано. Следующим этапом стало то, что я приобрел книги тибетского гуру и продолжал постигать буддистское учение „дзен“. После разговора с моим другом из Израиля, который научил меня, как заниматься йогой и медитацией, я начал посвящать много времени этим упражнениям. Часы за часами я сидел в тишине на одном месте и давал простор своим мыслям. Эти упражнения я делал в своей квартире, в метро, в любом месте в свободное время.
В один из дней я решил стать вегетарианцем. С тех пор я отказался от употребления в пищу мяса и рыбы, даже перестал есть яйца. Я стал питаться только растительной пищей. Перейдя на следующий уровень, решил одеваться как „хиппи“. На этом я не остановился. Но чем больше я углублял свои знания в восточных учениях, тем чаще я замечал, что делаю все больше и больше таких вещей, которые раньше казались мне признаками ненормальности человека. Однажды я купил посох и начал ходить с ним постоянно. Знакомые и просто люди на улице называли меня „Моше-рабейну“. Волосы я носил длинные, и вообще весь мой распорядок дня претерпел существенные изменения, которые ошеломили всех моих знакомых. Я же, со своей стороны, чувствовал себя совершенным и продолжал вести себя так постоянно».
Я искал духовность, которая приведет меня к состоянию совершенства и свободы, и нашел ее в чтении тех книг по медитации. По своей наивности я не понимал, что источник духовности — это еврейская Тора. Я считал ее чем-то примитивным, далеким от внутренней свободы души, которая может привести меня к самосовершенствованию. Это убеждение еще более усилилось после того, как мне представился случай играть на нескольких религиозных свадьбах в Нью-Йорке.
Однажды я приехал в Израиль, чтобы участвовать в фестивале джаза в Эйлате. В тот визит со мной произошло нечто чудесное. Однажды я поехал в Тель-Авив и, сидя на берегу моря, задумался и начал медитировать. Вдруг ко мне подошел пожилой человек и предложил поиграть с ним в настольный теннис. Вначале я хотел отказать ему, но, в конце концов, согласился, предупредив, что уже много лет не играл, и могу оказаться несостоятельным в качестве достойного соперника. Он согласился, и мы начали играть. Через какое-то время мячик упал посередине, и мы оба направились, чтобы поднять его. Когда мы встретились с ним взглядами, он удивился: „Послушай, твои глаза выражают духовность, у тебя особенная душа“. И рассказал мне со слезами на глазах, что семьдесят лет он ищет смысл в жизни. И в поисках этого он прошел по морям и по суше. „Я вижу, что ты тоже находишься в таком же поиске. Я не знаю, что сказать тебе, но есть две книги, которые ты должен прочесть: ‘Мишлей’ и ‘Коэлет’“. На этом игра закончилась, и он отправился своей дорогой».
Когда Даниэль вернулся в Нью-Йорк, он решил последовать совету старика. Он позвонил своему другу-еврею, с которым он однажды вместе выступал, и тот с радостью согласился прислать ему эти книги.
«Когда я прочитал эти книги (а то, что не совсем понял, посмотрел в комментарии), я почувствовал, что это первый раз, когда я по-настоящему встречаюсь с иудаизмом, что на самом деле это вид духовности, а не то, что я думал раньше. Я был очень растерян и не знал покоя. Каждый раз, когда мне казалось, что я нахожу тишину и покой, ко мне возвращалось ощущение угнетенности и поиска. Я стал еще больше читать книг по восточным учениям и все больше копаться в них.
Когда я рассказал своему другу-еврею, который не соблюдает Тору и заповеди, что читаю „Коэлет“, он сказал то ли в шутку, то ли всерьез: „Если так, то уже надень ‘цицит’“. Он добавил и объяснил, что цицит помогает помнить и хранит со всех четырех сторон света. Я сказал себе: „А почему нет?“. И начал ходить с цицит. Я не видел в этом никакой связи с иудаизмом или возвращением в тшуву. Мне казалось, что я это делаю просто так.. Когда мои родители приехали проведать меня в Нью-Йорк и увидели цицит, они начали смеяться. Но когда поняли, что это никак не влияет на мою жизнь, то поверили, что очень скоро я его сниму. Все это у меня происходило вместе с продолжением медитаций и чтением философских размышлений разных „гуру“.
Когда я начал понимать, что иудаизм — это, по сути, духовная вещь, казалось, что все преграды начали рушиться сами собой. В то время я приехал с визитом в Израиль, а в Израиле, если ты ходишь с цицит, то ты уже „подозреваемый“. Мои друзья очень удивились тому, что со мной произошло. Однажды меня познакомили с парнем, браславским хасидом, и мы с ним погрузились в глубокие беседы о душе. На протяжении всего визита я словно полностью витал в облаках и почти не ел. Постепенно я начал понимать, что иудаизм — это настоящая духовность».
Во всех остальных системах ты подстраиваешь себя под систему и плывешь по течению вместе с ней. Тебе не надо воевать против своего желания. В иудаизме не так, в нем присутствует постоянная война против желания. Моя мама, которая уже начала подозревать, сказала мне: „Делай то, что хочешь, но я не буду устанавливать два отдельных умывальника в доме“.
Возвратившись в Нью-Йорк, я купил комплект книг „Зоар“ и начал их читать. И вдруг я понял, что иудаизм — это не просто духовность, а источник всех видов духовности. В нем были не только все системы, но и нечто гораздо большее. На этом этапе я уже начал бояться, я начал понимать, что возвращение в „тшуву“ даже на таком практическом уровне — это вещь, которую только можно пожелать. Одна лишь мысль об этом приводила меня в трепет.
Я решил, что не вернусь в тшуву, и будь, что будет. Как потом выяснилось, именно это решение и побудило меня вернуться в тшуву. Вначале речь шла о соблюдении Субботы, а потом я надел на голову большую бухарскую кипу. Первое время я пытался молиться каждый день, читая молитву Шахарит, утреннюю молитву. Но когда я заметил, что прошло уже пять часов, а я только на середине молитвы, я отказался от этой идеи и читал только пять первых страниц...»
В то время Даниэль был погружен в тяжелый конфликт. Он чувствовал, что совершает поступки против своей воли. Было такое ощущение, что он не в состоянии управлять ими. Постепенно продвигаясь в вопросах еврейства, он продолжал появляться и в ансамбле. Но когда наступила ночь Пасхального седера, он решил, что, если уж на то пошло, он должен соблюдать все согласно еврейскому закону.
«За несколько дней до Песаха, я встретил Шломо Река, барабанщика по профессии, который учился в том же самом университете в Манхеттене. Я опередил его фразой, которую прочитал в „Пиркей Авот“: „Сделай себе рава и удались от сомнения“. Он ответил с добродушной улыбкой: „Равом я не буду, я могу быть тебе другом“. Когда я поделился с ним своим желанием сделать настоящий еврейский Пасхальный седер, он очень обрадовался. „Пойдем со мной в ‘770’“, — сказал он с воодушевлением. Я не знал, что означает цифра, которую он назвал. Он дал мне адрес. Это было в 5761 (2001) году, когда Песах выпал на исход субботы, поэтому я прибыл в „770“ еще в канун субботы.
Когда я пришел в квартиру, в которой собирался жить, то увидел одного из парней, который обворачивал фольгой полочки холодильника и краны, и подумал, что у него не все в порядке с головой. Это ощущение еще более усилилось, когда он объяснил мне также другие устрожения, которые были в Хабаде на праздник Песах. Мне казалось, что хасиды Хабада — это сборище чудаков.
На седер я был в гостях у рава Залмана Шарфа, и был полностью потерян. Я не понимал, что это такое, это совсем не было моей ментальностью. Я был погружен во внутреннюю борьбу: с одной стороны, я был потрясен увиденным, но, с другой стороны, как будто внутренний голос руководил мной, чтобы я остался и прочувствовал атмосферу праздника.
К концу второго дня праздника я почувствовал, что мое эгоистическое начало сломлено... То самое начало, которое в начале пути подтолкнуло меня к длительному и изматывающему походу в поисках настоящей духовности. Когда я вернулся домой в конце праздника, то принял решение: есть только специальную мацу и не вносить в дом никакого квасного (хамец).
Единственным строго религиозным местом, с которым я был знаком, был район Кроун Хайтс. Раз в несколько дней я ездил туда, чтобы закупать кошерную пищу. Друзья познакомили меня с руководителем „Дома Хабада“ в моем районе — раввином Элияу Анжелом. Я приходил в его синагогу молиться, и, в общем, первые значительные шаги в еврействе были сделаны мною с его помощью. Я очень сильно привязался к этому человеку за душевное спокойствие, исходящее от него, и за его терпение, с которым он отвечал на все мои вопросы, в том числе и каверзные.
Решение о соблюдении Субботы, принятое в тот период, было для меня тяжелейшим испытанием, которое я все же выдержал. Друзья из ансамбля упрашивали меня выступать хотя бы по пятничным вечерам, когда проходило большинство концертов. Я наотрез отказался нарушить святость Субботы и сказал им, что тому, кто исполняет заповеди Всевышнего, он помогает и не оставляет без средств к существованию.
На следующий же день мне позвонили из французского города Марселя и предложили принять участие в фестивале джаза, который состоится в их городе. Я с радостью согласился, но радость моя была преждевременной. Позже я узнал, что фестиваль начинается... в субботу. Эта новость меня очень огорчила, и я перезвонил организаторам, чтобы рассказать им о своей проблеме. Они любезно разрешили нам начать выступление после исхода Субботы. Но очень скоро выяснилось, что на исходе субботы начинается пост 9-го Ава, и на глазах у удивленных товарищей, я опять перезвонил организаторам фестиваля и сообщил, что не смогу играть и на исходе Субботы. Это было для меня тяжелейшим испытанием. Мои друзья были просто ошеломлены, когда нам разрешили начать выступление в воскресенье вечером. Это было явным проявлением помощи Всевышнего, да будет благословенно его имя».
На протяжении всего этого периода Даниэль старался не причислять себя к какому-либо течению в еврействе, оставаясь полностью нейтральным. Он довольствовался тем, что начал продвигаться размеренным и осторожным шагом по пути к еврейству. Но одна вещь его просто восхищала: повсюду, где бы он ни находился, был Хабад. В его районе были три ортодоксальные синагоги, все они управлялись хабадскими раввинами. Кошерное молоко нужно купить — рядом хабадский магазин...
«Окончательный поворот в сторону хасидизма Хабад был связан с двумя большими чудесами. Первое чудо случилось после того, как мой напарник по квартире, нееврей, вдруг начал затевать со мной споры и ссоры без причины. Наверное, в нем начала пробуждаться сила, противоположная святости. Я решил срочно переехать на другую квартиру. И именно в этот момент мне позвонил друг и сообщил, что он помнит о том, что я когда-то искал квартиру и сейчас он может сдать мне ее по очень низкой цене. Я согласился. Удивительная помощь Высшего Провидения.
Продолжение было не менее удивительным. Выяснилось, что квартира была в районе Кроун Хайтс, недалеко от „770“. Таким образом, я смог принимать участие в молитвах и жить в религиозной среде. Я вспомнил, что во время одного из визитов в Кроун Хайтс мне кто-то сказал, что того, кто приближается к Ребе, Ребе берет за руку и ведет по жизни, помогая ему. Теперь я сам смог в этом убедиться.
Несмотря на приближенность к Хабаду, у меня была серьезная проблема с верой хасидов в то, что Ребе является Мошиахом, и что он отвечает на наши вопросы посредством книги „Игрот Кодеш“. По своей природе я человек очень рациональный. Все это мне сильно мешало и представлялось чем-то не настоящим.
Но такое состояние продолжалось не долго. Все изменилось, когда я встретил раввина Довида Корена, посланника Ребе в Виледжесском районе Манхэттена. Он стал порицать меня за неприсоединение к Хабаду. Я был очень удивлен и не понял, чего он от меня хочет, а в ответ бросил: „Какая разница вообще кто я, главное — это то, что я соблюдаю заповеди“. Он с этим не согласился и стал прилагать усилия, чтобы организовать мне напарника для совместного изучения хасидизма Хабад.
Как-то раз, по окончании учебы, я стал размышлять о том, что куда бы я не пошел, я встречаю хабадника, который улыбается мне, может и в самом деле стоит быть хабадником? Но, с другой стороны, противоположные мнения тоже стали появляться у меня. Тогда я случайно взял в руки книгу „Игрот Кодеш“, и сказал сам себе: „Нет никакого сомнения, что хабадники — ненормальные. Всевышний, укажи мне верную дорогу, дай мне ответ, что мне делать“. Когда я открыл книгу, я был просто поражен. Я так и остался сидеть на стуле, растерянный и удивленный, еще долгое время. На тех двух страницах, которые были передо мной, отвечал Ребе длинным письмом, что Хабад — это верная дорога, и что он (человек, который спрашивает) уже убедился в прошлом, что дорога правды проходит через Хабад.
В тот же момент я решил, что игры окончены, и я становлюсь хабадником. Я приехал в „770“, и если раньше я убегал, когда говорили „Йехи“, то сейчас я сам превратился в одного из активных приверженцев. Я понял, что на самом деле, это самый настоящий „битуль“, и победа над эгоизмом в том, чтобы быть самоаннулированным и преданным Ребе, не думая, как ты выглядишь со стороны...»
В тот период начал Даниэль испытывать сильную тягу к Святой Земле. По совету раввина Корена он поступил учиться в йешиву Рамат-Авива, где научился понимать истинную глубину, которую раскрывает хасидизм Хабада в музыке.
Даниэль, как человек, который приблизился к большому свету, решил приближать остальных евреев к иудаизму и к главе поколения — Ребе Королю Мошиаху. Так было, когда он организовал свою первую группу после возвращения в тшуву. В этой группе к нему присоединились два молодых музыканта, окончивших ту же школу для одаренных детей, что и он в юности. С начала появления в группе эти двое одевают тфиллин. Не раз они заводили беседы об истинном смысле жизни. Это на них сильно повлияло, и сейчас они сами просят присоединиться к уроку Тании. Они пишут Ребе и собираются со своими друзьями, рассказывая им об иудаизме.
Даниэль продолжает играть, и в ближайшее время он выпускает новый диск, который основан на еврейских источниках, в качестве полного самоисправления...
Перевод: Ю. Брусиловская
Редактор: А. Ткаченко
