По влажным от липкой духоты улицам приморского города, внезапно наполнившимися совершенно незнакомыми звуками, поплыли неведомые доселе запахи, принесённые жителями столицы и её пригородов, хлынувшими из ворот железнодорожных станций. Важно прошествовали солидные бородатые отцы семейств в больших вязанных кипах, в сопровождении своих строгих супруг в изысканно ярких тюрбанах и в окружении ватаг шумных ребятишек всех мыслимых возрастов. Пронеслись, дружелюбно помахивая пейсами стайки «молодёжи холмов». Вразвалочку проковыляли пузатые крепыши в тряпичных шортах — любители столичного футбольного клуба и завсегдатаи злачных мест рынка «Маханэ-Йеуда».
И на тель-авивской улице Каплан вчера вечером опять случилась демонстрация. Но была это какая-то странная демонстрация. Не было там ни мелькания флагов террористической группировки, специализирующейся на убийстве евреев, ни жжённых шин, ни швыряемых в полицейских камней. Да и людей там явно было куда больше обычного. Короче говоря, как сказал бы в этом случае Винни-Пух: «Совершенно неправильная демонстрация».
«Мы не станем ради достижения своих политических целей перекрывать дороги и жечь страну!» — вещал с трибуны оратор. «Да!» — вторил ему толпа. «Мы не будем отказываться от службы в армии!» — продолжал он. «Не будем!» — гудели ей в ответ сотни собравшихся тысяч. «Без ненависти, но с любовью мы обратимся к нашим братьям и сестрам»…
Народ Израиля добрый, отзывчивый, но в подавляющем большинстве своём очень наивный. Запутать его, убедив, что «свобода — это рабство», а «диктатура — демократия», совсем не трудно. Особенно, когда на протяжении месяцев тоталитарная пропаганда льётся едва ли не из каждого утюга. Тут даже самые стойкие к подлости и лицемерию постепенно теряют уверенность в своей внутренней правоте, начиная сомневаться не остались ли они одни в этом своём упрямстве, отказываясь признавать диктатуру очумевшей от вседозволенности юридической мафии торжеством демократии и величайшим благом для Израиля.
Но вчера вечером все эти усомнившиеся в своём внутреннем нравственном стержне люди вдруг осознали, что они не одиноки. Что в стране есть ещё сотни тысяч, миллионы таких же как они. Собственно они и есть большинство народа Израиля.
И только уже ради одного этого стоило прийти на демонстрацию.
