Хасиды не любят рассказывать о личной жизни Ребе, а сам он никогда не говорит о себе. С 1950 года, с тех пор, как рабби Менахем-Мендель Шнеерсон שליט"א стал Любавичским Ребе, его жизнь у всех на виду. За эти годы он невзял ни одного дня отпуска, ни разу не покинул окрестностей Любавичской синагоги, его кабинет открыт для каждого, и он работает в нем порой до 20 часов в сутки. Но его биографию приходится склеивать из кусочков, по случайным, отрывочным воспоминаниям тех, кто встречался или жил с ним рядом в России, Германии, Франции, Соединенных Штатах...
Рабби Менахем-Мендель Шнеерсон, седьмой Любавичский Ребе, Король Мошиах родился 11 Нисана 5662 года (1902) на юге России, в городе Николаеве. Его отец, рабби Леви-Ицхак Шнеерсон — выдающийся знаток Торы и философии Хабада, человек трагической судьбы — был праправнуком третьего Любавичского Ребе, Менахем-Менделя из Любавичей. Именем великого предка он и назвал старшего сына.
Пять лет спустя р. Леви-Ицхак переехал на Украину, в Екатеринослав (ныне Днепропетровск), где оставался главным раввином до дня своего ареста; и здесь, в Екатеринославе, прошли детские и юношеские годы нашего Ребе.
Он был феноменально одарен и редкостно трудолюбив, он настолько опережал своих сверстников, что был вынужден покинуть хедер. С тех пор он учился самостоятельно, а выпускные экзамены в Екатеринославской гимназии — сдавал экстерном. Свидетели детских и юношеских лет Ребе рассказывают о его удивительных математических способностях, о выученных самоучкой иностранных языках, но чаще всего — о поразительной углубленности в сложные проблемы иудаистики и философии ХАБАДа. Но те же свидетели никогда не называют его мальчиком, как говорится, не от мира сего. Пример тому — героический поступок юного рабби Менахем-Менделя, который прыгнул в море и спас тонущего сверстника.
В 1923 году в Ростове-на-Дону р. Менахем-Мендель впервые увидел шестого Любавичского Ребе — р. Йосеф-Ицхака Шнеерсона — и эта встреча предопределила его дальнейшую судьбу. Молодой человек становится преданным учеником шестого Любавичского Ребе, делит с ним полную опасностей судьбу борца за сохранение еврейской религии.
В 1927 году р. Йосеф-Ицхак был арестован на своей квартире в Ленинграде. Его спасению в дальнейшем способствовало среди прочего вмешательство государственных и общественных деятелей Запада. Но долгое время, почти полвека, оставалось загадкой — кто был тот мужественный человек, не побоявшийся передать опасную весть за границу.
Эту тайну мы узнали недавно и опять же случайно, из воспоминаний одного из близких в те годы к р. Йосеф-Ицхаку. Оказывается, во время обыска у Ребе, когда его семья была насильно заперта в одной из комнат, дочь Ребе увидела в окно направлявшегося к ним р. Менахем-Менделя. Она негромко крикнула: «Уходи, у нас гости!» Первым же поездом р. Менахем-Мендель уехал в Москву, проник в немецкое посольство, добился встречи с послом Германии, и мир узнал об аресте Ребе... Но еще до отъезда в Москву, прямо от дома Ребе, рабби Менахем-Мендель поспешил к Хаиму Либерману (личному секретарю Ребе) предупредить об опасности ареста, чтобы тот успел перепрятать или уничтожить хранившуюся у него переписку Ребе. Риск был велик, ГПУ могло устроить ловушку и в доме Либермана, однако р. Менахем-Менделу удалось опередить чекистов, которые пришли к секретарю лишь несколько часов спустя. В ту ночь и на следующий день в Москве р. Менахем-Мендель ходил, что называется, по острию ножа, ГПУ не пощадило бы 25-летнего «контрреволюционера», но Б-г на стороне рискующих жизнью ради святого дела.
В том же 1927 году р. Йосеф-Ицхак был внезапно освобожден и с семьей и несколькими близкими ему людьми, в том числе и р. Менахем-Менделем, уехал из Советского Союза. Вначале он поселился в Риге, а затем перебрался под Варшаву, где в 1929 году состоялась свадьба Ребе и Хая-Мушки — средней дочери рабби Йосеф-Ицхака. Вскоре после свадьбы молодые отправились в Берлин, где р. Менахем-Мендель поступил на технологическое отделение Берлинского университета. В 1933 году, с приходом к власти фашистов в Германии, р. Менахем-Мендель был вынужден покинуть страну, но как раз перед этим успел получить ученую степень в старинном университете города Гейдельберга.
Переехав в Париж, Ребе продолжил образование в знаменитой Сорбонне. Его интересы были разносторонни, и он получил в Сорбонском университете несколько степеней, в том числе диплом корабельного инженера, пригодившийся ему впоследствии в Америке, когда он работал на морской базе в Нью-Йорке.
Блестящие способности к точным наукам и широта интересов сделали Ребе универсальным специалистом; его глубокая эрудиция в электронике, гидродинамике, астрономии, биологии и многих других областях — всякий раз поражает атеистов от науки, убежденных, что высшее техническое образование несовместимо с верой в Б-га... Углубленное изучение точных дисциплин не помешало Ребе одновременно совершенствовать знания иудаизма, стать изумительным знатоком Торы, Талмуда, Свода Законов, философии ХАБАДа.
Начало второй мировой войны застало Ребе в Париже, он и его жена не сумели вовремя покинуть Францию. Удивительные истории рассказывают об этом периоде жизни Ребе. Нужно ли говорить, что немецкие оккупационные власти были беспощадны к евреям, и соблюдение еврейских религиозных законов, обращавшее на себя внимание, грозило немедленной смертью. Но именно в ту тяжелую пору Ребе личным примером доказал, что заповеди Торы можно выполнять при любых обстоятельствах. Об этом вспоминают разные люди, и каждый приводит известные ему примеры мужества Ребе. О том, как через Альпийские горы пронес он муку для выпечки мацы, хотя было известно — немцы расстреливают людей только за ее хранение. И о том, как Ребе с риском для жизни перешел границу и привез своим друзьям из неоккупированного сектора Франции плоды этрогов, без которых праведный еврей не представляет себе праздника Суккот. К тому времени рабби Йосеф-Ицхак, находившийся тогда в Америке, получил для дочери и зятя въездные визы. Через Марсель, миновав немецкие кордоны, Ребе с женой уехали В Соединенные Штаты.
Военные и первые послевоенные годы — время отчаяния еврейского народа и кажущегося крушения всех надежд. Даже в благополучной Америке не все было благополучно. Среди миллионов эмигрировавших сюда из Восточной Европы евреев нарастала ассимиляция; цели и смысл Любавичского движения были для них ничего не значащим набором слов, вроде теории относительности, о которой всякий слышал, но почти никто не понимает. Возвращение американского еврейства к подлинной религии началось в 1940 году, после приезда шестого Любавичского Ребе. На его торжественной встрече глава американских евреев предложил Ребе — и весьма откровенно — не вмешиваться в здешние еврейские дела. Требование было заключено в безупречную дипломатическую оболочку: «Не забывайте — мы коренным образом отличаемся от евреев Европы!»
Начало возврата к Торе и еврейству — это ответ предыдущего Ребе: «Америка не отличается от любой другой страны диаспоры!» Действительно, прошло не так уж много времени, и Любавичское движение охватило Америку. Десять лет спустя дом номер 770 на Истерн Парквей в Нью-Йорке превратился в сердце и центр мирового движения Хабад.
Седьмой Любавичский Ребе осуществил начатое предыдущим Ребе: движение Хабад стало поистине всемирным. Сегодня вы можете встретить хасида Ребе во Франции и в глухой деревушке Туниса, в Австралии, Бразилии, Южной Корее... Свет ХАБАДа освещает теперь всю планету. «И не заходит солнце» над Любавичским движением.
