В главе Торы на этой неделе Б-г, прежде чем начать Десять казней, приказывает Моше пойти к фараону и продемонстрировать ему «знак»: превратить посох Аарона в змею.
На первый взгляд, в этом «знаке» не было никакого смысла. Во-первых, это не было одной из казней. Во-вторых, колдуны фараона могли показать такой же фокус, так что это даже не должно было никого впечатлить. И, наконец, Б-г проинформировал Моше всего несколькими предложениями ранее, что фараон ожесточит свое сердце и проигнорирует это. Так почему же Б-г сделал это?
Я хотел бы ответить на этот вопрос одной историей.
Основатель учения хасидизма, которое является частью иудаизма рабби Исраэль Баал-Шем (его называли Баал-Шем-Тов) знал не только тайны Торы и творения, но и уникальное предназначение и цель каждого человека в этом мире.
Тех, кто был полностью уверен в этом и следовал его указаниям, называли его хасидами. Каждому из своих хасидов он открыл его жизненную задачу, а одному, герою нашей истории, он поручил «рассказывать людям истории о… Баал-Шем-Тове». «Ты сам поймешь, когда необходимо остановиться», — объяснил ему Баал-Шем-Тов.
И вот в течение многих лет этот хасид усердно и с радостью выполнял свое поручение, путешествуя и странствуя из города в город, рассказывая о чудесах Баал-Шем-Това, свидетелем которых он был или о которых слышал.
Потом он узнал, что в Витебске есть богатый еврей, который платит деньги за такие истории: десять рублей (по тем временам огромная сумма) за каждую новую, пять за те, что он уже слышал, и тысячу рублей за ту уникальную историю, появления которой он так ждал. Это было двухдневное путешествие, но для нашего героя оно показалось минутами. Он знал сотни историй, и деньги ему были очень нужны!
Он приехал в роскошный особняк богача поздно вечером в четверг и так устал с дороги, что хотел только спать, ведь для рассказов всегда найдется завтрашний день.
Но в пятницу он проснулся поздно, и к тому времени, как он закончил молиться, уже пора было готовиться к субботе. Однако, странное дело, вечером за субботним столом он, как ни старался, не смог вспомнить ни одной истории, даже одной. Он думал, что после хорошего ночного отдыха его ум станет острее, и в субботу днем, а также в субботу вечером он обязательно сможет раскрыться и вспомнить все истории. Но, несмотря на все усилия, он так ничего и не смог вспомнить.
На следующий день стало немного лучше, но ненамного. Он начинал рассказывать, и вдруг его мысли запутывались или пропадали. Он даже подумал, что, возможно, просто сходит с ума. Что бы он ни делал, все было безрезультатно. Он даже остался еще на два дня, но было очевидно: происходит что-то странное: он все забыл, и ему ничего не оставалось, как признать поражение и объявить, что он уходит.
Богатый человек был очень разочарован, но вопреки всем надеждам сопровождал хасида в карете до поезда, возможно, в последний момент ему придет в голову какая-нибудь история… но этого не произошло.
Они вышли из кареты и пошли к вокзалу, где богач купил хасиду билет на поезд, сунул ему в карман несколько серебряных монет, чтобы тот не чувствовал себя совсем расстроенным, и проводил его до поезда. И тут, когда хасид поставил ногу на первую ступеньку, поднимаясь в вагон, он вспомнил… «История!!! Ой! Я вспомнил историю!» — закричал он.
«Пойдемте, вернемся в мою карету, — взволнованно сказал богач, — пожалуйста, не будем терять ни минуты!» Они вернулись, вошли, сели друг напротив друга, и хасид начал:
Однажды Баал-Шем-Тов взял десять хасидов и велел им сесть в свою карету накануне субботы. Они привыкли к таким «путешествиям». Без всяких вопросов они вошли в карету, сели, тут же почувствовали, что она как будто летит по воздуху, а через несколько мгновений остановилась.
Открыв дверь кареты, они оказались в месте, которого никогда раньше не видели. Это была большая пустая городская площадь, если не считать недавно построенной сцены или трибуны, окруженной большими крестами и горящими факелами, как будто здесь собирались провести какой-то большой обряд церкви под открытым небом или выступить с речью.
Баал-Шем-Тов жестом велел им следовать за ним, а сам быстро покинул площадь, прошел по извилистым улочкам и через несколько минут вошел в ворота того, что, судя по всему, было еврейским гетто. Он остановился перед одним из домов и стал стучать в дверь, до тех пор пока не открылась маленькая щель, и кто-то громко зашептал изнутри.
«Ты с ума сошел?!! Что ты там делаешь?» Послышались щелчки и лязг нескольких засовов и замков, после чего дверь наконец открылась, и хозяин судорожно приказал всем войти, быстро захлопнув ее и заперев за собой: «Сегодня вечером начинается один из их чудовищных праздников! Худший из худших! — задыхаясь, сказал он, поспешно закрывая дверь на последние засовы. — Тебе повезло, что я тебя впустил! Что я не в подвале. Еще через несколько минут вся городская площадь будет заполнена кровожадными антисемитами со всей округи. Епископ Тадеуш, да будет стерто его имя, произнесет свою ядовитую пасхальную речь против нас. Пойдемте за мной, мы найдем для вас место в нашем подземном убежище. Пойдемте! Мы не должны терять ни мгновения!»
Однако, Баал-Шем-Тов повернулся к одному из своих учеников и спокойно сказал. Вернись на площадь, и когда епископ начнет говорить, подойди к сцене, потяни на себя его мантию и скажи: «Баал-Шем-Тов хочет срочно поговорить с тобой».
Хозяин дома был в шоке и с широко раскрытыми глазами наблюдал за тем, как хасид снова открыл засов, распахнул дверь и выскользнул наружу. Это было похоже на то, как если бы кто-то вошел в раскаленную печь! Баал-Шем-Тов велел снова запереть дверь.
Выйдя наружу, хасид пошел по извилистым улочкам, пока не добрался до освещенной факелами площади. Она уже была заполнена сотнями, а может быть, и тысячами людей, а со всех сторон прибывали новые, и чувствовалось, что вокруг нависла жуткая холодящая душу тишина, и уже начинало темнеть.
Откуда не возьмись, на сцене появился епископ и угрожающе замер над толпой в своей ярко-малиновой мантии и остроконечной красной шапке. Свет факелов причудливо плясал в его глазах, а огромный золотой крест, висевший у него на шее, дьявольски сверкал. Ночь, костры и огромные кресты, окружавшие сцену, напомнили хасиду о рассказах, которые он слышал об инквизиции. Но он выкинул все эти мысли из головы, дождался начала выступления епископа, на мгновение закрыл глаза, прошептал «Шма, Исраэль……» и, опустив голову, стал осторожно пробираться к трибуне.
Удивительно, но никто даже не заметил его. Они так завороженно смотрели на епископа, что просто позволили хасиду пройти вперед, и не успел он и глазом моргнуть, как оказался перед самой сценой. Он сделал глубокий вдох, прошептал еще раз «Шма, Исраэль», ухватился за мантию епископа и дважды дернул.
Епископ только начал фразу, как почувствовал, что его дергают за одежду, и посмотрел вниз. Он был поражен, возмущен, его лицо полыхнуло гневом: «Еврей!» Но прежде чем он успел произнести хоть звук, хасид посмотрел ему в глаза и сказал ясным, но тихим голосом: «Баал-Шем-Тов хочет видеть тебя, и он говорит, что ты должен срочно прийти».
Внезапно лицо епископа побледнело, глаза в ужасе выпучились, и после нескольких секунд замешательства он вновь обрел самообладание и прошептал «Не сейчас! Скажите ему, что я не приду сейчас. Позже! Скажите ему позже! А сейчас убирайся прочь!»
Чудесным образом вся толпа замерла, как загипнотизированная, и ничего этого не заметила. Тогда хасид пошел к выходу, поблагодарил Б-га за то, что остался жив, и вернулся к Баал-Шем-Тову, уверенный, что выполнил свою миссию. Но Баал-Шем-Тов был недоволен: «Возвращайся и скажи епископу, что если он не придет сейчас, то будет уже поздно». Не раздумывая, хасид повернулся и сделал то, что ему было велено. Он снова вышел из дома, направился к центру города, протиснулся сквозь толпу и снова, так же как и прежде, потянулся к епископской мантии.
Но в этот раз, когда епископ услышал послание, оно было совсем другим. Он был ошеломлен. Он отступил на несколько шагов назад, опустил голову на руки, а затем, подняв голову, крикнул толпе. «Я срочно слышу послание от ангела Михаила! Мне нужно уединиться!»
Он попросил хасида уйти, наблюдая за тем, как тот идет в сторону еврейского гетто, а затем спустился с задней части сцены, взяв шляпу под мышку, и последовал за ним. Через несколько минут он стоял перед домом в еврейском квартале. Дверь слегка приоткрылась, и Баал-Шем-Тов крикнул изнутри: «Скажите ему, чтобы он снял кресты перед входом и оставил их снаружи!» Епископ так и сделал, а когда вошел в дом и увидел лицо святого человека, то упал на колени и начал плакать, как младенец.
Он последовал за Баал-Шем-Товым в одну из боковых комнат и закрыл дверь. Через несколько мгновений дверь открылась, епископ вышел из комнаты и быстро покинул дом.
Когда он ушел, Баал-Шем-Тов объяснил, что епископ родился евреем. У него даже была бар-мицва. Но вскоре после этого его заманили в церковь, и в итоге он стал антисемитом, каким он остается и по сегодняшний день. Баал-Шем-Тову открыли Свыше, что сейчас самое подходящее время, чтобы вернуть его к истине...
В завершение этой истории хасид сказал: «Я был одним из тех хасидов, которые были свидетелями всего этого более 10 лет назад, и, как мне известно, с тех пор никто не видел этого епископа».
Богач довольный улыбался: ему понравилась эта история. Она так сильно понравилась эта история, что он закрыл глаза рукой, и по его лицу начали катиться слезы, он плакал от счастья.
«Вот это и есть история на тысячу рублей, которую я так долго ждал», — сказал он. Он вытер глаза, посмотрел на хасида и продолжил: «Я и есть тот самый епископ! Баал-Шем-Тов сказал мне в соседней комнате, чтобы я раскаивался в своих грехах до тех пор, пока кто-нибудь не придет и не расскажет мне мою собственную историю. Теперь я знаю, что мои молитвы были приняты Б-гом».
Это является ответом на наши вопросы о посохе Моше, предшествовавшем Исходу из Египта. История выхода евреев из Египта — одна из ключевых в иудаизме, поскольку она напоминает нам о том, что Б-г заботится о мире и избрал евреев для того, чтобы распространять эту историю. Она десятки раз упоминается в наших молитвах, является первой из десяти заповедей, и нам велено помнить о ней каждый день.
Но самое главное: эта история — источник нашей уверенности в приход Мошиаха и будущем Освобождении, которое он принесет (см. первую заповедь в краткой книге заповедей).
Мошиах, как и Моше, выведет нас из всех порабощений, но в отличие от Моше он преобразует зло в добро, а не уничтожит его, как это сделал Моше.
В этом смысл превращения посоха (олицетворяющего святость) в змею (олицетворяющую зло), а затем обратно в посох, который проглотил фараона; чтобы показать, что истинным источником всего, даже зла, является Б-г, и во время будущего Освобождения, когда Б-г и Его творение будут совершенно едины, все зло будет преобразовано и растворится в своем источнике.
Это подобно тому, как епископ, услышав свою историю, перешел от «третьего лица» (история была рассказана о нем) ко второму (история была рассказана ему), к первому (он вернулся к своему истинному «я»).
Так и все вещи в мире, которые кажутся далекими от Б-га (третье лицо), будут согласованы с Б-гом (второе лицо) и в конце концов объединятся с единственной истиной.
И для этого нужно совсем немного. Мы опираемся на тысячелетние заслуги еврейских пожертвованных жизней, молитв и страданий. Возможно, еще один добрый поступок, слово или даже мысль пробудят наш внутренний позитивный потенциал, чтобы вдохновить Б-га на раскрытие…
