Профессор И. Брановер — один из ведущих мировых специалистов в области магнитной гидродинамики (МГД), науки, без которой невозможны современная астрофизика, энергетика, геофизика или, например, новейшая техника измерений. Доктор технических наук И. Брановер в 1972 г. уехал из СССР в Израиль. Он преподает в Университете Беер-Шевы и создал там одну из лучших в мире лабораторий МГД, где, в частности, ведутся важные исследования для морского флота США и той системы стратегической обороны Америки, которая с легкой руки журналистов получила название «звездные войны». Настоящая статья является записью одного из выступлений профессора И. Брановера.
Я верю в Тору и Б-га, сотворившего в семь дней Вселенную. В то же время моя профессия — точные науки. Кому-то это кажется несовместимым, однако, я не испытываю раздвоения, оставаясь верующим во время сложного эксперимента и ученым — при исполнении заповедей Торы. Вопреки распространенному среди обывателей мнению, религиозность ничуть не мешает ученому.
Я привык к удивленным взорам и однообразным вопросам. Неужели вы не замечаете явного антагонизма между Торой и наукой? Возможно ли в конце ХХ века жить по законам тысячелетней давности? Разве не закономерно, что гигантские преобразования окружающего мира изменяют отношение человечества к религии?
Подобные вопросы кажутся мне классическими образцами предвзятости или банальной привычки не задумываясь поступать «как все». В свою очередь, я утверждаю с полной мерой ответственности, что каждый, кто настаивает на подобной точке зрения, никогда не углублялся в философию науки, не анализировал истинные взаимоотношения религии и науки.
Люди, как правило, склонны к массовым, «стадным» оценкам и не слишком задумываются, почему их отношение к «Х» принципиально не совпадает с отношением к равноценному «У». Причина, на мой взгляд, заключается в массовой психологии, возникающей в результате одинаковых методов воспитания, одинаковых мнений сверстников, учителей, родителей, т.е. массовом общественно-интеллектуального фона, одинакового в этом случае для Востока и Запада. Заблуждение человечества в отношении религии. возникшее благодаря философам прошлых столетий, по инерции формирует мировоззрение поколений.
Негативное отношение к Торе — продукт воспитания, которое бездумно навязывает конфликт между религией и наукой. Подобный склад мышления изначально отвергает любые сомнения. Представляется нелепой даже сама постановка вопроса: а вдруг это противоречие выдуманное? К сожалению, подобная мысль людям в голову не приходит, они настолько уверовали в незыблемость конфликта, что искренне недоумевают: как можно не испытывать дисгармонии, будучи верующим и одновременно ученым?
Предвзятость подобного рассуждения мало чем отличается от предвзятости, с которой человека встречают «по одежке», хотя давно подмечено, что костюм докладчика, например, оказывает несомненное воздействие на слушателей!
Один мой коллега и добрый приятель — профессор микробиологии, возглавлявший во время полетов на Луну отдел микробиологии в НАСА, проделал любопытный психологический эксперимент. Он читал трем студенческим группам в университете Миннесоты абсолютно одинаковый курс, с той лишь разницей, что в первую группу профессор всегда приходил безупречно одетым: элегантный костюм и галстук. В другую он шел в рубашке и джинсах, а перед третьей представал затянутым в строгий халат ученого.
Легко догадаться, какая группа оказалась лучшей на экзаменах. Конечно, та, где лектор щеголял в белоснежном халате — символе знаний, настойчивого поиска и научной мысли. Спрашивается, есть ли какая-нибудь логическая связь между белым халатом и усвояемостью материала? Вроде бы, никакой. Однако эта связь существует, и заключается она в стереотипной готовности человека подчиняться воздействию внешних факторов, не имеющих отношения к делу.
Осмелюсь утверждать, что 99 процентов убежденных сторонников «непримиримого конфликта» между Торой и наукой бездумно повторяют чужое, но распространенное мнение. Интересно отметить, что в этом случае проявляется также дополнительный психологический фактор, т.н. закон невежества. Он формулируется следующим образом: «Чем меньше человек разбирается в религии, политике или науке, тем с большей категоричностью он высказывает свое мнение». Уровню агрессивности нападок на религию от имени науки обычно соответствует обратно пропорциональный уровень знаний. На основании своего опыта я подметил, что максимальную страстность в подобных случаях проявляют именно те, чье образование не выходит за рамки школьной программы.
Однажды меня пригласили прочесть лекцию в солидном научно-исследовательском институте Америки, достаточно сказать, что именно здесь в годы Второй мировой войны началась разработка атомной бомбы. Моя лекция носила общий, скорее философский характер, в какой-то мере аналогичный теме данной статьи.
После лекции я случайно стал свидетелем бурного спора, возникшего между двумя моими слушателями. Один из них, мужчина, соглашался с основными тезисами доклада и подыскивал им дополнительные научные обоснования. Второй, вернее вторая, т.к. это была женщина, с горячностью отвергала все мои тезисы. «Это реанимация средневековья! — говорила она возмущенно. — Зачем понадобилось приглашать такого темного, дремучего лектора?»
Я поинтересовался, кто эти спорщики, и ответ меня нисколько не удивил. Мужчина оказался ученым, научной звездой института, а женщина — секретаршей…
Предвзятость и психологические шаблоны всегда мешают выяснению истины. Когда в моем присутствии кто-то говорит, что верит в науку и, следовательно, опровергает Тору, я всякий раз прошу собеседника объяснить мне, что он понимает под словом религия, или хотя бы дать определение понятию «наука».
Лично я не считаю себя вправе говорить от имени Торы. Я пришел к ее постижению в зрелом возрасте и, к сожалению, никогда не учился в йешиве. (Впрочем, мои собеседники в подобных спорах знают о Торе несравнимо меньше, чем я.) Однако, занимаясь всю сознательную жизнь наукой, я считаю себя вправе говорить о мнимости «противоречия» именно с этой стороны.
Что же такое наука? Как правило, люди не в состоянии ответить на казалось бы простой вопрос. Совершая обычную ошибку, они называют наукой ее впечатляющие технические достижения — водородные бомбы, космические корабли или гигантские синхрофазотроны, позволяющие исследовать глубокие тайны материи. На фоне этих новинок конца ХХ века Тора и впрямь кому-то кажется устаревшей. О том же твердят, как о какой-то аксиоме, всезнающие «специалисты» — любимые авторы популярных журналов, газет, телевидения.
Порой убежденные в непреодолимости конфликта имеют серьезное образование, например, закончили университет и успешно работают в своей узкой технической области. Такие люди, честно говоря, также не должны участвовать в споре, хотя бы до тех пор, пока не приобретут дополнительных знаний в области, называемой философией науки. Только тогда они получат интеллектуальное право сопоставлять «несопоставимое» и, может быть, именно тогда убедятся в надуманности конфликта между верой и наукой…
Три условия
Надеюсь, разумный слушатель не ждет от меня, в рамках этой беседы, исчерпывающего ответа на вопрос, «что такое наука?», поскольку для этого необходима серия обстоятельных статей. Я ограничусь лишь некоторыми аспектами такого определения, существенными для спора о «конфликте».
Первым делом уточним, что наука развивается согласно принципам логики, и ее основа — объективный анализ природных явлений. Главным анализирующим прибором является человеческий разум, полностью изолированный от эмоций. Каким-либо эмоциям вообще нет места в науке, которая по определению должна быть исключительно рациональной, несмотря на то, что вся информация об окружающем мире поступает в наш мозг с помощью пяти органов чувств. Если информацию накапливают или усиливают специальные приборы — это ничего не меняет.
Вторым условием является объективность научного исследования или иначе — его воспроизводимость. Результаты опытов и методов проведения эксперимента должны быть доступны проверке в любой лаборатории земного шара. Естественно, что полученные данные не могут зависеть от личности экспериментатора или его вкусов, места, где он живет и т.д.
Третье условие безупречного научного исследования — возможность выразить его результат количественно, в форме какого-либо числа.
Поясню сказанное простейшим примером. Предположим, мне необходимо измерить высоту стола. Я беру линейку, засекаю нужное деление и записываю полученную величину. Результат моих вычислений вполне рационален, основан на разработанных разумом понятиях и принципах измерения, хотя и получен простейшим способом.
Мой стол может быть измерен любым человеком. Предположим, кто-то повторил замер и получил отклонение на два миллиметра. Это означает, что один из нас или мы оба незначительно ошиблись. Если же третий человек сумеет убедительно доказать, что в действительности стол на 70 сантиметров выше или ниже — следует немедленно признать ошибочность нашей методики.
Подлинная наука должна отвечать, по меньшей мере, трем главным требованиям. Во-первых, заниматься проблемами или объектами, поддающимися рациональному изучению. Во-вторых, следовать правилу, что наука и необъективность исследователя — понятия взаимоисключаемые. А в-третьих, базироваться на воспроизводимых и поддающихся сравнению количественных, либо числовых результатах.
Эти правила — азбучные для каждого ученого, малоизвестны широкой публике, которая привыкла, например, употреблять выражение «гуманитарные науки». Это настолько вошло в привычку, что никому и в голову не приходит задуматься над несопоставимостью понятий «гуманитарность» и «наука»!
Представьте себе, что на художественной выставке вы нечаянно подслушали разговор двух критиков. «Великолепная картина!» — восхитился один, указывая на полотно. «Категорически с вами не согласен!» — ответил второй и презрительно сморщил нос… Можно ли на основании подобных мнений, пусть даже подкрепленных свидетельствами известнейших критиков, прийти к объективной и рациональной, т.е. научной оценке качества картины? Безусловно, нет! Их оценки ненаучны, поскольку не содержат в себе элементов количественного анализа и числовых результатов, построены исключительно на субъективном, изменчивом вкусе. Реакция критиков — в первую очередь эмоциональная, зависит от множества невоспроизводимых причин. Например, настроения, каких-то домашних или личных неприятностей, плохого самочувствия и т.п. Не менее эмоциональна, как правило, оценка и восприятие других искусств, изучаемых на факультетах со странным названием «гуманитарные науки».
Азбукой «научности», как мы уже говорили, служит полное исключение эмоций. Подлинно научный вывод должен быть предельно рационален и выверен логическим заключением, построенным на данных, поддающихся точной проверке.
Белые лебеди
Если предыдущее не вызвало у вас возражения, можно переходить к следующему этапу определения сущности науки и научных знаний. для этого необходимо хотя бы кратко коснуться истории предмета, именуемого философией науки.
Ее основателем считается Аристотель, впервые сформулировавший положение, что наука — это система наблюдений над природными явлениями. Из суммы наблюдений, говорил Аристотель, следуют обобщающие заключения, т.е. правила или законы. Позже мысли Аристотеля были развиты в принцип метода индукции.
Этот принцип можно проиллюстрировать следующим примером. Предположим, наблюдатель стремится выяснить цвет оперения лебедей. Он отмечает окраску первого лебедя, второго… тысячного. Если все птицы, без исключения, были белыми, следует научный, по принципу индукции, вывод: лебеди белого цвета. Согласно методу индукции — от частного к общему — служившему инструментом познания мира на протяжении двух тысячелетий, достоверность заключения (вывода, правила или даже закона) тем надежнее, чем больше отмечено белых лебедей. В конце концов, считали поклонники метода индукции, именно таким путем можно добраться до абсолютной истины.
В ХVIII веке английский философ Давид Юм показал, что метод эмпирической индукции вообще не является научной системой. Белизна оперения лебедей, якобы доказанная путем многолетних наблюдений, нисколько не гарантирует, что тысяча первый лебедь опять окажется белым. Он может быть черным и, следовательно, опровергнет всю теорию.
Параллельно с индукцией, построенной на восприятии информации через органы чувств, существовал иной, рациональный, метод, утверждавший торжество познания мира чисто интеллектуальным путем с помощью математической логики. Автором этой научной школы был грек Пифагор.
В ХVIII веке — судьбоносном в истории развития современной науки — между школами Пифагора и Аристотеля, почти не пересекавшимися на протяжении двадцати столетий, был переброшен мост. Немецкий мыслитель Иммануил Кант разработал интегральную систему, по которой эмпирическая информация, воспринимаемая нашими органами чувств, должна обязательно проходить интеллектуальную «обработку» согласно логическим и математическим правилам, предваряющим чувственный опыт.
Опуская последующие этапы развития философской мысли, следует указать, что в настоящее время многие ученые исповедуют так называемую «философию инструментализма», согласно которой наука — всего лишь инструмент для обработки фактов и наблюдений. Инструментализм утверждает: мы не знаем, что скрывается за основополагающими понятиями, используемыми в научных теориях, и не можем претендовать на постижение сущности природы. Однако все это не мешает ученым успешно разрабатывать разнообразные теории, эффективно используемые в практических целях.
Другими словами, наука служит инструментом обнаружения полезных закономерностей, нисколько не претендуя на установление вечной истины или абсолютное знание механизма, управляющего Вселенной. Эта концепция, которой сейчас придерживаются многие ученые, возникла впервые в том же ХVIII веке, и позже ее развивали такие авторитеты научной мысли, как Беркли, Max и Пуанкаре.
В наше время важный шаг в философии науки был сделан Карлом Поппером. Согласно точке зрения К. Поппера, которая кому-то может показаться парадоксальной, главная цель истинного ученого заключается в постановке таких экспериментов, которые убедительно опровергают им же выдвинутую теорию. А теория, которая исключает возможность экспериментального опровержения — заведомо ложная теория. Только таким путем, считает Поппер, может продвигаться вперед наука, потому что ее успешное развитие невозможно без перманентного отбрасывания устаревших гипотез. Любая незыблемость — это остановка, застой, вот почему опровержение гораздо важнее системы неопровержимых доказательств…
Вода кипит при 100°?
Чтобы понять мысль К. Поппера, используем простейший пример. Сколько бы раз мы не нагревали воду — один или тысячу — она всегда начинает кипеть при ста градусах Цельсия. На основании этих эмпирических наблюдений можно сформулировать четкий вывод или даже закон: «вода кипит при 100°С». Однако мы знаем, что на самом деле это не так. Точка кипения воды при подъеме в гору будет равномерно падать с каждым метром преодолеваемой высоты. Следовательно, закон, установленный на кухне или в лаборатории, таковым не является, потому что справедлив лишь на уровне мирового океана.
Мы не должны ограничиваться проверочными опытами, подтверждающими уже известный вывод. Нужно видоизменять условия эксперимента, ожидая на этом пути каких-то новых открытий, как в случае с водой, которая закипает при неодинаковых температурах в зависимости от давления воздуха. Подобный принцип справедлив при исследованиях любой степени сложности. Наука, согласно Попперу, не стремится к некой конечной истине. В системе его философии наука — это цепочка заменяющих одна другую теорий без последнего звена, называемого «абсолютной истиной», т.к. ее вообще не существует в области естественных знаний.
Философия Карла Поппера, вначале ошеломив, в дальнейшем была принята многочисленными честными учеными нашего времени. С этим нелегко смириться, человеческая гордыня лелеет мечту о «незыблемых пирамидах», однако, накопившийся опыт убедительно подтверждает, что нет иного пути развития науки, кроме как признать относительность, кратковременность существования любой разработанной человеком теории. С точки зрения современного ученого, любая теория имеет преходящее значение и не претендует на абсолютную истинность.
Современная физика и другие точные науки все более склоняются к вероятностной трактовке законов, откуда следует вывод, что в природе нет невозможных явлений, а только более или менее вероятные. Традиционное представление о механической связи между причиной и следствием начало изменяться, примерно, полвека назад с развитием квантовой механики, когда неожиданно выяснилась невозможность однозначной фиксации поведения микрочастиц, из которых построена наша Вселенная. Например, знание пространственного положения электрона не позволяет знать в точности его скорость и наоборот. Это и ему подобные открытия вынудили современную физику отказаться от так называемого детерминистического подхода, согласно которому одинаковые причины всегда ведут к одинаковым результатам.
Двести лет назад, в эпоху, если так можно выразиться, «самоуверенной науки», французский математик, астроном и физик Пьер Лаплас заявил: «дайте мне полные и точные начальные и граничные условия, и я математически рассчитаю будущее мира!» С помощью данных о состоянии каждого атома Вселенной Лаплас готов был предсказать судьбу любого живого или неодушевленного создания.
Это заключение противоречит принципу свободного человеческого выбора, являющегося одним из основных принципов Торы. Любая предопределенность отвергает принцип свободного выбора. Идеи, выдвинутые Лапласом и его современниками, давно устарели. Отныне в науке господствует закон неопределенности Гейзенберга, который заставляет ученых с осторожностью говорить «вероятно», отказавшись от термина «достоверно».
Квантовая механика утверждает также, что присутствие наблюдателя неизбежно воздействует на ход эксперимента, т.к. наше участие в опыте вносит неизбежные искажения и видоизменяет его результаты. Более того, квантовая теория утверждает, что реальным существованием обладает лишь наблюдаемый объект. Вероятно, кто-то улыбнется и назовет это веселой шуткой, но… только не современные физики, которые всерьез рассматривают вопрос: существует ли в действительности — исходя из концепций современной науки — ненаблюдаемый объект? Сомневающимся советую обратиться к последним номерам научных журналов по физике… Как мы видим, истинная наука значительно отклонилась от шаблонных представлений, насаждаемых газетами и телевидением.
Тора — основа мира
Надеюсь, вышесказанное сумело вас убедить в полнейшей нелепости пресловутого конфликта между религиозностью и профессиональными занятиями ученого? Поскольку предметы, изучаемые Торой и наукой, абсолютно различны (первая — раскрывает сущность и предназначение вещей, тогда как вторая изучает взаимосвязь явлений), следовательно, они в принципе не могут противоречить друг другу.
Тора — это «чертеж» Вселенной с ее материальными и духовными составляющими. Между ними связь органическая, всесторонняя. Тора — не производное окружающего мира, а замысел его построения. Вот почему мудрецы, изучающие Тору, зачастую не нуждаются в чувственном постижении природных явлений, наподобие нас, ученых, но черпают свои знания непосредственно из Книги Книг.
Тора, как мы знаем, была получена сразу и завершенной во время Божественного откровения, тогда как знания, которые приносит наука, накапливаются постепенно, путем многотрудных опытов, проб и ошибок.
Чтобы проиллюстрировать разницу в подходе Торы и науки к интересующим нас силам природы, воспользуюсь следующим умозрительным примером. Предположим, обнаружена загадочная машина неизвестной конструкции. Естественно, мы постараемся понять ее назначение и принцип действия. После внешнего осмотра попытаемся запустить машину и опробуем ее при разных режимах работы. Научившись управлению, приступим к разборке: выясним схему и устройство отдельных частей, постараемся установить, из каких они изготовлены материалов.
Следующим этапом будет попытка сконструировать такую же машину. Или, хотя бы, усвоив принцип ее действия, на основании наших теоретических знаний, практического опыта и конструкторских возможностей, построить аналогичную ей — пусть даже более простую и менее мощную... Вышеописанное — это и есть путь науки, именно так постигающей природу.
Теперь представим себе, что перед нами не загадочная машина, а сам конструктор ее с чертежами в руках, который подробно объясняет и принцип действия аппарата и его предназначение... Именно таким путем пришло к нам знание мира, полученное от Создателя в виде откровения Торы. Здесь же следует отметить, что «информация Откровения» — более полная и совершенная, чем неуклюжие наши попытки понять устройство незнакомой машины — отнюдь не является легкодоступной. Чтобы разобраться в этой «информации», необходимо потратить немалое время на подготовку, обучение и накопление мудрости...
Земля — центр Вселенной
Последний вопрос, которого я хотел бы коснуться, связан с историей возникновения неизбежного, как считают многие, конфликта между религией и наукой. Когда, каким образом он возник?
Это случилось четыре столетия назад после известного открытия Коперника, до этого, на протяжении восемнадцати веков, в умах человечества безраздельно царствовала космогоническая теория Птоломея: земля является центром Вселенной, вокруг которого вращается солнечная система. Представьте себе, эта «ошибочная» с точки зрения нынешнего обывателя концепция давала отличные результаты при астрономических вычислениях.
Интересно также, что Коперник, перевернувший, как принято считать, вверх дном архаичную теорию Птоломея, специально оговаривается, что «переворот вверх дном» понадобился ему всего лишь для удобства математических расчетов. Однако, прочитавшие книгу Коперника, в частности Галилей, именно перевернули теорию Птоломея и поменяли местами центры нашей системы.
Последствия известны. Католическая церковь, не найдя подходящих контраргументов, объявила беспощадную войну еретикам, а столкновение между церковью и учеными породило миф о противоречии между религией и наукой. Согласно легенде, прогресс и свет народам несли бескорыстные атеисты-ученые, а тьму и мракобесие олицетворяли невежественные церковники. Впоследствии это поветрие, усилиями «просветителей», распространилось и среди евреев. Разрушителям веры казалось особо лестным считать своими сторонниками специалистов точных наук, с порога отвергавших «дремучее заблуждение» о земле, которая в центре Вселенной. И никто, представьте себе, не потрудился проверить, как оно обстоит в действительности! Ни современники Коперника, восхищавшиеся простотой предложенной им условной системы, ни потомки, создававшие десятки оригинальных и давно забытых космогонических гипотез.
Сегодня, после Эйнштейна, спор между церковью и Коперником, вернее, Галилеем, выглядит немного странным, чтобы не сказать — устаревшим. Согласно общей теории относительности, в ее приложении к космическим объектам, мы — с точки зрения самой чистой и самой передовой науки — вправе считать обе системы (Птоломея и Коперника) безукоризненно равноценными. Каждый из вас может придерживаться взглядов Птоломея, не опасаясь насмешек серьезных ученых, хотя вы наверняка будете осмеяны обывателями. Я лично знаю многих ученых, вполне согласных с концепцией Птоломея, которые, однако, стыдятся говорить об этом из опасения прослыть средневековыми монстрами.
У современной науки нет способа установить, какая теория верна. Ни маятник Фуко, ни сила Кориолиса или другие методы проверки не доказывают ровным счетом ничего. Вот почему не существует «научных» оснований брать под сомнение сказанное в Торе: солнце вращается вокруг земли, которая является центром Вселенной. Каждый, кто соглашается с этим — ничуть не грешит против научности.
