Как сапожник Давид-Лейб обучал своего сына хорошему поведению, в то время как сын вынужден был молчать обо всем, что касалось отца, нистара. Силою Баал-Шема.
С течением времени Давид-Лейб узнал больше подробностей о рыжем коэне, который часто посещал Хатинку, и дружил с Шмерлом. Этот «рыжий коэн» был долгое время меламедом в Калишке. Он славился своей ученостью и праведностью. Но вдруг оставил он свое учительство и начал странствовать по еврейским городам и городишкам с единственной целью обучать еврейских детей хорошему поведению и побуждать их служить Творцу.
Давид-Лейб остался в Хатинке, пока его сыну Авраам-Ицхаку не исполнилось девять лет. Затем Давид-Лейб почувствовал, что ему необходимо перебраться в более крупное поселение, в город, чтобы поместить там сына в йешиву. Сразу же после праздника Суккот того года перебрался Давид-Лейб в Калишк, где имелась йешива, руководителем которой был известный тогда р. Нафтали. В течение двух лет Авраам-Ицхак посещал эту йешиву и одновременно занимался отдельно со своим отцом.
Большое впечатление произвело на Авраам-Ицхака то, что его отец отдавался в Калишке вопросам оказания помощи вдовам и сиротам. Давид-Лейб поставил перед собою задачу изучать жизнь бедноты в Калишке, особенно — вдов и сирот. Стоило ему увидеть бедного ребенка босым или в порванной обуви, он тут же садился за верстак и изготовлял для него пару обуви, которую он отсылал затем с сыном, наказав ему оставить обувь ночью у двери «заказчика», так чтобы никто этого не видел.
Часто случалось, что Давид-Лейб, который сам был бедняком, посылал Авраам-Ицхака с буханкой хлеба и другими продуктами к вдовам, роженицам и больным бедным людям, которых никто не опекал.
Авраам-Ицхак хорошо знал, как велика праведность его отца. Но он был предупрежден о том, чтобы никому об этом не говорить ни слова. Однако в то время, как никто в Калишке ничего не знал об истинных достоинствах сапожника, не преминули многие заметить, какой у Давид-Лейба растет прекрасный мальчик.
— Вот, смотрите, — указывали люди на Авраам-Ицхака пальцами, — всего навсего сын сапожника, а какой он хороший!
Когда Авраам-Ицхак услышит, бывало, такие слова, у него больно сжималось сердце. Он втихомолку горько плакал от обиды за своего отца, которого так мало ценили, в то время, как он хорошо знал его истинное величие. Не один раз хотелось ему крикнуть людям, что они ошибаются, принимая отца за простого сапожника. Но он помнил наказ отца держать втайне все, что он о нем знает.
Девять лет пробыл Авраам-Ицхак в йешиве р. Нафтали, учась с большим прилежанием. Затем послал его Давид-Лейб в Сморгонь, где находилась одна из крупнейших йешив того времени. В этой йешиве Авраам-Ицхак проучился три года. Когда он вернулся оттуда домой, он уже имел аттестат на звание раввина при рекомендательных письмах от руководителей йешив, которые с большой похвалой отзывались о его большой эрудиции и примерном поведении.
Между тем, сам Давид-Лейб также преуспел с годами в знаниях и праведности. Он стал теперь уже одной из главных фигур среди нистаров, странствующих скрытых праведников. Когда нистары появлялись в Калишке со своими тайными поручениями, они всегда останавливались у него в доме. А в Калишке никому и в голову не приходило, что Давид-Лейб — кто-то иной, а не простой сапожник.
Авраам-Ицхак сидел у своего отца и продолжал свою учебу. Работы в это время было у отца много и он хорошо зарабатывал. И все же начал Давид-Лейб подумывать о необходимости устроить своего сына. В своих отношениях со скрытыми праведниками знался Давид-Лейб не только с «рыжим коэном» р. Сендером, но и с шамешом яновичской синагоги на базарной площади р. Залман-Хаимом. Эти оба нистара, которые завели большое знакомство в ряде городов и местечек, стали теперь сватами Авраам-Ицхака. Они-то содействовали тому, чтобы Авраам-Ицхак женился на дочери Мордехая-мельника, о чем рассказано выше.
Авраам-Ицхак заменил фактически исчезнувшего из Яновича примечательного шамеша р. Залман-Хаима. Но действительным заместителем этого шамеша был некий р. Йосеф-Моше, тоже странник, который появился в Яновиче без того, чтобы кто-либо знал, откуда и с какой целью он сюда прибыл. Каковы были взаимоотношения между р. Залман-Хаимом и р. Йосеф-Моше, тоже никто не знал. Но старый паруш р. Лейб, который занимался и спал в синагоге, где шамешом был р. Залман-Хаим, рассказывал потом, что как только в Яновиче появился р. Йосеф-Моше, начал р. Залман-Хаим свои приготовления к оставлению своей службы шамеша, а также и Яновича вообще, оставив на свое место р. Йосеф-Моше.
От этого же Паруша узнали, что в течение года крепко дружил р. Залман-Хаим с другим парушом, — р. Зундель-Вольфом. Они оба тайно занимались. Что они изучали, никто не знал. Но когда р. Залман-Хаим передал свою должность Йосеф-Моше и собирался оставить Янович, заявил паруш р. Зундель-Вольф, что он также уходит из Яновича вместе с р. Залман-Хаимом. Из разговора обоих можно было понять, что они собираются в какой-то дальний город, где проживает большой гаон среди многих ученых талмудистов.
Теперь, когда Борух узнал о прошлом Авраам-Ицхака, ему стало многое ясно и в отношении шамеша р. Залман-Хаима, которого он вновь хотел встретить, но не нашел уже в Яновичах. А раз так, нечего уже Боруху делать в Яновичах. Ему захотелось теперь посетить еще некоторые другие местечки, где он побывал раньше. Особенно — Добромысль.
Был солнечный день, но дорога была грязная. Снег только что растаял и, как всегда перед праздником Песах, повсюду было грязно и топко. Поэтому совсем не легко было Боруху пройти пешком такой длинный путь из Яновича в Добромысль. Но он был занят своими мыслями и навряд ли заметил трудности пути. Все же, после нескольких часов ходьбы Борух почувствовал себя утомленным; возле небольшого лесочка он нашел упавшее дерево на обочине дороги и сел передохнуть.
Недолго сидел Борух на этом дереве. Появился крестьянин со своей телегой; увидав Боруха в стороне от дороги, он предложил ему подвести его.
— Недалеко отсюда, — сказал ему крестьянин, — находится деревня Ютино. Там проживает еврей, у которого сможешь переночевать. Я еду в Завкино и доведу тебя до развилки дороги.
Крестьянин подвез Боруха к этому месту и там спустил его с телеги. Однако, несмотря на то, что Борух немного отдохнул на телеге, он все еще был очень утомлен. Поэтому он медленно подвигался в направлении деревни, указанной ему крестьянином. Не успел он пройти несколько шагов, как увидал бегущего ему навстречу молодого человека. Юноша приветствовал Боруха дружественно и предложил ему поскорее добраться до ближайшей корчмы. Он рассказал, что занят сейчас встречей проезжающих и пешеходов, чтобы предупредить их, что недалеко отсюда река вышла из берегов и снесла мост. Это случилось в тот момент, когда на мосту находились три крестьянина с их телегами, груженными дровами. Телеги с людьми и лошадьми попали в бурлящие воды и погибли.
— Дорога и вся округа, — продолжал молодой человек, — теперь затоплены. Потребуется несколько дней на то, чтобы спала вода и починили мост. Поэтому его тесть велел ему стоять на дороге и предлагать всем проезжающим и пешеходам остановиться в их корчме.
Борух сразу же заметил, что его случайный спутник — талмудист. Молодой человек признал также в Борухе человека ученого. Еще до того, как они достигли корчмы, они уже познакомились и завели ученую беседу. Имя молодого человека, зятя содержателя корчмы, было Натан-Шломо. Он рассказал Боруху, что в деревне проживает несколько евреев. Они образовали кружок по изучению Талмуда; занятия проводятся ежедневно. Сейчас они проходят трактат «Швуот».
В корчме нашел Борух много проезжающих, которых загнало туда наводнение. Все дружески его приветствовали. Боруху пришлось пробыть в корчме трое суток, пока он смог продолжать свой путь.
Содержателю корчмы р. Нахман-Исраэлю было около пятидесяти лет. По нему сразу было видно, что он талмудист. У него было два зятя на полном его иждивении, которые занимались изучением Торы. Вместе с ними занимался учебой также и старший сын корчмаря Младшие сыновья находились в йешивах.
Р. Нахман-Исраэль арендовал корчму, а также мельницу и реку для рыболовства Право рыбной ловли в реке передал р. Нахман-Исраэль другим евреям, своим знакомым, которые также были талмудистами. Таким образом, образовался вокруг корчмы небольшой еврейский поселок, обеспеченный синагогой.
Было заведено, что каждый день вел урок по Талмуду один из членов кружка по очереди. В течение трех дней пребывания проезжающих в корчме из-за наводнения оказывали гостям предпочтение, предлагая им вести очередные занятия по Талмуду. Так что и Боруху выпала честь вести очередной урок, который прошел очень живо и вызвал много дискуссий.
За три дня. проведенные Борухом в корчме, он успел близко познакомиться с молодыми зятьями р. Нахман-Исраэля, с Натан-Шломо, которого он встретил первого, и с Арье-Йеудой. Оба рассказали ему о своем происхождении, а также о йешивах, в которых они учились. От них он многое узнал о корчмаре, их тесте, который очень заинтересовал Боруха. В этом рассказе было много поучительного. Р. Нахман-Исраэль провел свои молодые годы в крупнейших йешивах и стал известен своей ученостью. Позже он стал зятем зажиточного еврея в Жлобине и находился двадцать лет на иждивении тестя. В течение этого времени познакомился р. Нахман-Исраэль с нистаром р. Азриэль-Яаковом, который ходил по миру, и никто не знал, с какой целью.
Однажды собрался р. Нахман-Исраэль и ушел с этим нистаром «справлять галут». Уходя, он никому не сказал, куда он идет, а вернувшись, не сообщил никому, где он был. Тесть хотел продлить ему истекший уже срок его иждивенчества, но р. Нахман-Исраэль от этого отказался и начал искать себе собственный источник заработка. Тогда он решил арендовать у местного помещика корчму и мельницу и уговорил также других молодых людей поселиться вместе с ним в помещичьем имении, и всем им сопутствовала удача.
Здесь Борух услышал впервые имя великого святого Баал-Шема. Зятья содержателя корчмы рассказали ему, что когда их тесть ушел с нистаром р. Азриэль-Яаковом, они отправились к Баал-Шему на Подолье. Р. Азриэль-Яаков был учеником Баал-Шема и в своих странствиях распространял учение Баал-Шема — хасидизм. Р. Нахман-Исраэль рассказал позже своим зятьям, что это Баал-Шем наказал ему оставить своего тестя и перебраться на хутор. Когда ему материально повезло и благодаря ему образовалось вокруг него еврейское поселение, он увидел в этом великую силу Баал-Шема.
Зятья очень хотели, чтобы Борух оставался у них подольше. Видимо, им хотелось с ним о многом переговорить. Потому ли, что Борух не придавал тогда большого значения просьбе молодых людей или потому, что он просто спешил в путь, но он корчму оставил, чтобы вовремя прибыть в Добромысль.
