Еще один рассказ о кровавом навете в Лиозно. Старый шамеш Лиозно и нравоучение, которое он вывел из опыта прежних лет.
В минской йешиве, где познакомились Хаим-Шимон из Лиозно и Авраам из Познани, они часто рассказывали друг другу о пережитых ими кровавых наветах. У Хаим-Шимона был также рассказ о другом кровавом навете в Лиозно, имевшем место много лет до этого, когда Лиозна начала только развиваться как еврейский населенный пункт. Этот рассказ, о кровавом навете, который произвел на Хаим-Шимона огромное впечатление, он слышал от старого шамеша Лиозно р. Йекутиэля.
Р. Йекутиэль был известной личностью в Лиозно. Он был одним из старейших людей в местечке. О его возрасте знали только, что сторож р. Моше, которому было около ста лет, и повивальная бабка Злата-Хава были старше его. Р. Йекутиэль помнил Лиозно, когда там было еще не больше тридцати пяти еврейских семей. Его отец р. Элханан был тогда главой общины.
Старый шамеш р. Йекутиэль помнил, как русские захватили Витебск и всю область кругом, включая Лиозно. Во время той войны, в 5414 году (1654 г.) ему было уже больше тринадцати лет. Много евреев разбогатело тогда, в том числе его отец и дядя. Сам он, после того, как его отец женил его на дочери р. Мордехая-софера из Калишка, взялся за торговлю; он занялся поставкой русской армии провианта и тоже разбогател.
Когда русский командующий Шереметьев занял Витебск, он там арестовал многих евреев. Но в Лиозно он никого не тронул. Многие евреи из Витебска, боясь ареста, перебрались в Лиозно, и еврейская община Лиозно начала расти. Р. Йекутиэль на старости лет всегда выступал против членов правления еврейской общины, говоря, что когда его отец возглавлял общину, все было по-иному. Особенно же был он против Лиознонских богачей, живших на широкую ногу и позволявших своим женам чрезмерно украшать себя. Р. Йекутиэль считал, что это большое зло; что это вызывает зависть соседей-гоев и что это ведет к доносам и другим бедам.
В этой части у старого р. Йекутиэля был свой собственный взгляд на вещи. Он говорил, что евреи и гои — это два разных мира. Всевышний, — говорил он, — отдал здешний мир Эсаву, а потусторонний мир — Яакову. А для того, чтобы Яаков мог существовать в этом мире, дал ему Всевышний также частицу здешнего мира. Но здешний мир еврея сильно, отличается от мира нееврея. Еврейский здешний мир соткан весь из заповедей. Еврей и повернуться не может без того, чтобы не совершить заповедь. На дверях дома еврея должна быть прибита мезуза. Его одеяние должно иметь цицит. Когда еврей ест или пьет, он должен читать благословения до и после этого. Короче говоря — еврей не может пользоваться здешним миром без произнесения благословения. Если он этого не делает, то он как бы совершает грабеж, и за это Всевышний насылает на него беды и страдания. Но еврей должен взывать к Всевышнему, покаяться всем сердцем, и тогда ему будут прощены все его прегрешения.
Что касается истории с кровавым наветом, рассказанной р. Йекутиэлем и пересказанной затем Хаим-Шимоном, то эту историю он передал от имени своего деда р. Элиши, которого звали «сладким», потому что все свои слова он сопровождал восклицанием: «сладкий Отец небесный».
Однажды прибыл в Лиозно новый ксендз, юдофоб, и начал читать в церкви ядовитые проповеди, полные ненависти к евреям. Лиознонские гои еще не слышали таких речей. Это был первый случай, когда начали вбивать им в голову, что нужно ненавидеть евреев,
Когда наступила зима и начал приближаться Песах, объявил ксендз гоям, чтобы они берегли детей, потому что евреям нужна христианская кровь для выпечки мацы. Для этого они крадут и режут христианских детей.
Это произвело на гоев сильное впечатление. До того гои обычно приходили в еврейские дома по субботам и праздникам, чтобы попробовать еврейские блюда, которыми их угощали. Очень нравилась им маца, которой их угощали в Песах. Они жевали мацу и облизывались.
Теперь, когда они услышали от ксендза, что маца замешена на христианской крови и что им нельзя притронуться ни к ней, ни к другим еврейским кушаньям, начали подстрекаемые ксендзом гои приходить к нему и каяться в совершенном ими «грехе».
Гои начали отдаляться от евреев, а евреи начали бояться встречи с ними. Вражда со стороны гоев к евреям сильно возросла. Лиознонский раввин, восьмидесятилетний р. Шамай, и члены правления общины уже предчувствовали, что лад головами евреев нависла большая угроза и они объявили в синагоге, чтобы в базарный день евреи не выходили из своих домов. Только мужчины могли идти в синагогу молиться в этот день. Объявили также, чтобы дети, вместо того, чтобы идти в хедер, собрались бы вместе со своими меламедами в синагоге.
Было несколько дней после Пурима. Вдруг прибыли в Лиозно вооруженные солдаты и арестовали двух евреев. Раввину и правлению общины сообщили, что арестованные евреи обвиняются в краже христианского ребенка, чтобы зарезать и его кровь применить в Песах. Поскольку дитя, возможно, еще не было зарезано, то раввин и правление, общины обязаны вернуть его живым. Если же ребенок уже мертв, то они обязаны вернуть его тело. В противном случае будут казнены оба арестованных еврея, убиты все Лиознонские евреи и их дома сожжены.
Несмотря на преклонный возраст, взял на себя раввин р. Шамай сразу же трехдневный пост. К нему присоединились также многие рядовые жители Лиозно, и, таким образом, пост стал всеобщим. Все женщины Лиозно пошли в микву и затем начали прясть шерсть на фитили к свечам — по одной нити на каждую еврейскую душу, на всех мужчин и женщин, стар и млад. Каждый фитиль был разделен на десять свечей. Особые фитили были изготовлены на врагов евреев — по одной нити на каждого известного злодея и юдофоба, включенных в список, составленный раввином. В этот список вошли такие исторические злодеи, как Нимрод, Аман и другие, причинившие евреям беды.
На второй день поста перед дневной молитвой принесли свечи в синагогу и шести-семилетние дети зажгли их по жребию. После этого прочли все вместе главу 119 из книги Псалмов и было объявлено, что все мужчины, начиная с тринадцатилетнего возраста, и женщины — с двенадцатилетнего возраста должны поститься полные сутки. Во время поста было запрещено работать. Все евреи провели эти сутки в синагоге и читали Псалмы.
В третий день после утренней молитвы все пошли на кладбище и читали Псалмы на святых могилах. Местечко было разделено на две части; когда жители одной части местечка находились на кладбище, остальные охраняли дома.
После полудня все вновь собрались в синагоге. Раввин читал проповедь, и весь народ каялся. Раввин и еще два старика, одетые в талес и китл, поднялись на возвышение с черными свечами в руках. Один старик стал по правую руку, а второй — по левую руку раввина. Раввин объявил, что они все трое представляют как бы небесное судилище. На возвышение поднялись также ведущий р. Йешая и габай р. Борух. Открыли шкаф со свитками Торы, и р. Борух протрубил в шофар. Р. Йешая начал тогда петь главу 79 из книги Псалмов, и все повторяли за ним стих за стихом.
Был брошен жребий, и четыре члена общины получили почетное право вынуть четыре свитка Торы, которые были обнесены по синагоге и все присутствующие целовали их. Затем эти свитки были переданы стоявшим около раввина, и престарелый раввин прочел написанную на пергаменте анафему тому, кто выкрал христианского ребенка, и его сообщникам.
Хотя общественный пост и был окончен, велел раввин объявить, что пока беда не минет, никто в Лиозно не должен есть мяса даже в субботу. Раввин и те из жителей местечка, которые постились вместе с ним трое суток подряд, прервали пост только куском хлеба и теплой водой, а затем продолжали поститься.
В следующую субботу, через два дня после того, как была провозглашена анафема, были вызваны в полицию раввин и члены правления общины. Там находился ксендз-юдофоб. Евреев вновь предупредили, что если они до вторника не вернут христианского ребенка живым или мертвым будет совершена кровавая месть над всей еврейской общиной. Ксендз имел наглость потребовать, чтобы престарелый раввин поцеловал крест, висевший на серебряной цепи на его шее. На это раввин ответил с гордостью и достоинством, что такое требование может предъявить только злостный выкрест, ибо честный человек, истинно-верующий, не захочет принудить кого-либо делать то, что противно его вере. Ксендз вскипел, но смолчал.
Между тем ксендз разослал особых курьеров по деревням объявить гоям, чтобы они завтра, в воскресенье, явились в костел. Собралось там много народа. Ксендз произнес проповедь и опять рассказал о христианской крови, которую евреи якобы применяют в мацу. После этого он сообщил, что вот уже больше недели, как исчез христианский ребенок. Нет сомнения, сказал ксендз, что его выкрали евреи.
В это время выдвинулся из толпы крестьянин, который потребовал, чтобы его пропустили к ксендзу, заявляя, что он послан к нему со специальным поручением, которое передал ему другой крестьянин из его села. Пославший его, сказал он, несколько дней тому назад вдруг заболел — у него появились боли в области сердца и головы и через несколько часов он умер. Перед смертью он позвал меня, — рассказал посланный, — и просил пойти к ксендзу и напомнить ему его обещание ввести сразу же его в рай после его смерти. При этом передал ему умирающий крестьянин, что это обещание он получил от ксендза за то, что он совместно с еще одним человеком выкрали по предложению ксендза христианского ребенка и спрятали его у его брата в соседнем селе, чтобы напугать евреев.
Ксендз только что закончил свою проповедь, когда крестьянин начал вслух рассказывать всю эту историю. Услышав слова крестьянина, ксендз на минуту растерялся. Но вскоре он пришел в себя и начал кричать, что рассказчик пьян и сам не знает, что он болтает; что он пришел помешать церковной службе. Он велел вышвырнуть крестьянина из костела. Крестьянина избили и выгнали из костела.
Крестьянин был ошарашен. Он не понимал, что здесь происходит, чем он так провинился перед ксендзом, что тот с ним так жестоко обошелся. Тогда крестьянин без всякого умысла начал пересказывать стоявшим на улице гоям, что произошло с его соседом и что тот ему рассказал перед смертью.
Тут же узнали, что и второй гой, участвовавший в краже ребенка, вдруг заболел и умер. Дознались также, что перед его смертью посетил его ксендз. В тот же день, еще до того, как ксендз закончил службу в костеле, пришли два гоя в сопровождении полицейских и принесли исчезнувшего ребенка, виновника кровавого навета. Ребенка подняли и показали всему народу. Все теперь знали, что евреев оклеветали.
Как же это получилось, что исчезнувший ребенок оказался живым в Лиозно? Весьма просто. Один из полицейских, который был всегда дружественно настроен к евреям и все время отказывался верить, что евреи употребляют христианскую кровь на Песах, присутствовал во время появления посланного крестьянина и услышал его рассказ. Тогда полицейский взял с собой двух человек и по горячим следам пошел в село, где должен был быть спрятан пропавший ребенок; они его нашли там и явились с ним в Лиозно. При этом они узнали, что все это было сделано по требованию ксендза, который открыто заявил, что он хочет таким образом мстить евреям. Ребенка должны были затем поместить в монастырь. Ксендз подкупил крестьян, укравших ребенка, а также того, в доме которого ребенок был спрятан.
Когда толпа увидела ребенка живым и невредимым, поднялся шум. Ксендз и на этот раз растерялся только на минуту и тут же взял себя в руки. Набравшись нахальства, он подошел к амвону и начал креститься и божиться, что он во всем этом неповинен; что евреи действительно выкрали ребенка и, конечно же, зарезали бы его, как они делают это всегда, когда им нужна христианская кровь на Песах. Но он, ксендз, узнал об этом и поднял тревогу. Евреи испугались и решили вернуть ребенка. Отдать ребенка прямым путем означало бы признаться в том, что они его выкрали, поэтому они нашли выход из создавшегося положения и подкупили полицейского и двух христиан, уговорив их рассказать всю эту историю по-своему и взвалить всю вину на него, ксендза.
После этой речи, которая смутила толпу, ксендз у амвона упал в обморок. Пришлось унести его домой и уложить в постель. В это время появился полицмейстер. Услышав, как ксендз пытается выпутаться из этой грязной истории, он громогласно заявил, чтобы все знали, что евреи невиновны. Он также предупредил, что тот, кто посмеет тронуть еврея, ответит головой.
Полицмейстер тут же приказал освободить обоих евреев, арестованных по ложному доносу, и объявить всем евреям, что кровавый навет с них снят. Он приказал также всем крестьянам разойтись по домам.
Толпа понемногу разошлась. На базаре в центре местечка остались только жители Лиозно. Туда привели обоих освобожденных из-под ареста евреев. Полицмейстер выбрал двух старейших гоев и заявил, что их и его долг доставить этих двух невинно пострадавших евреев к раввину, передать их ему как свободных людей и извиниться перед ним за это печальное недоразумение.
А пока что, разнеслось по еврейскому кварталу Лиозно, что полицмейстер и два пожилых гоя ведут обоих арестованных евреев. Никто не знал о происшедшем в костеле, и все подумали, что их ведут на казнь. Кто-то высказал мнение, что этих евреев уже осудили на смерть и что их ведут в синагогу, где их казнят на глазах у всех, а их тела обернут в свитки Торы и сожгут. Среди евреев поднялся вопль. Но как бы велик ни был страх, евреи начали собираться в синагогу.
В синагоге находился уже раввин и члены правления общины; они сидели в талесе и читали Псалмы. Когда собралось уже много народу и когда раввин и члены правления общины услышали, что обоих арестованных ведут в синагогу, они встали и пошли навстречу полицмейстеру. Предполагая, что пришел конец всем евреям, обратился к полицмейстеру один из членов правления общины, умевший говорить по-польски, и стал умолять его, что если их всех уж ждет смерть, пусть даст им хотя бы час времени, чтобы все могли помолиться сообща дневную молитву и покаяться.
Полицмейстер растерялся. Он объяснил, что пришел не причинять евреям горя, а наоборот, просить у них прощения за причиненное им без всякой причины зло, ибо исчезнувший ребенок нашелся и правда восторжествовала. Евреям Лиозно нечего больше бояться.
Эту добрую весть евреи восприняли, разумеется, с большой радостью и разошлись по домам. Раввин же и члены правления остались еще в синагоге, чтобы закончить пост, взятый ими на себя.
В тот же день стало известно, что ксендз опасно болен и что он «лезет на стенки» от нестерпимой боли. Он проболел две недели и умер в страшных муках. Евреи и неевреи в Лиозно и соседних местечках и селах знали уже, что все принявшие участие в подготовке кровавого навета на евреев плохо кончили.
